Шрифт:
За последние пять лет Фрэнсис Джеймс Уошбурн упоминался в «Таймс» с добрую дюжину раз. Дважды его вызывали в Вашингтон, давать показания в комиссиях Сената. Одна расследовала деятельность преступных групп, установивших контроль над соревнованиями по боксу, вторая — проникновение преступного мира в руководство профсоюзов. Каждый раз он отказывался отвечать, ссылаясь на Пятую поправку к конституции [5] , утверждая, что ответы на поставленные вопросы могут быть использованы против него. Вопросы, однако предполагали, что Уошбурн имел немалое влияние на местное отделение профсоюза строительных рабочих, был неофициальным президентом местного отделения профсоюза сотрудников отелей и ресторанов и вложил немал денег в профессионала-средневеса «Крошку» Мортона. Так что его показания, несомненно, поспособствовали бы успешной работе комиссий Сената.
5
Имеется в виду следующая часть Пятой поправки: «…никто не должен принуждаться свидетельствовать против самого себя в уголовном деле…».
Трижды Уошбурна арестовывали. Его обвиняли в даче взятки муниципальному чиновнику, в хранении наркотиков, а один раз взяли в ходе рейда по игорным притонам и предъявили обвинение в незаконном участии в азартных играх. Всякий раз обвинения снимали за недостатком улик и Уошбурн выходил на свободу. В одной из статей «Таймс» указывалось, что во время второй мировой войны Уошбурн отсидел два года за скупку краденого. Сидел он и в тридцатых, за разбойное нападение. В 1937 году Уошбурна обвинили в убийстве, но суд его оправдал.
В других заметках Уошбурн упоминался вскользь. Он числился в списке тех, кто внес деньги в избирательный фонд республиканца, баллотировавшегося в законодательное собрание штата Нью-Йорк. Он присутствовал на благотворительном обеде в Таммани-Холл [6] , посвященном сбору средств на президентскую кампанию. Он нес гроб на похоронах известного политика.
С фотоснимка на них смотрел респектабельный мужчина лет пятидесяти пяти или шестидесяти, начавший с мелкого рэкета и поднявшийся в преступной иерархии так высоко, что перестал считаться преступником в глазах обшества. Уошбурну принадлежали многие фирмы, он был своим в мире политики. Короче, важной шишкой. И они не могли рассчитывать на то, что застанут его врасплох, как Мори Лублина.
6
Штаб-квартира республиканской партии.
В зале хранения микрофильмов они провели чуть больше часа. Когда вернулись в отель, ночной портье уже ушел и за стойкой сидел другой человек. Они поднялись в свой номер. Приняли душ, Джилл смыла остатки краски, расчесала волосы, накрутила их на бигуди. Дэйв надел летний костюм. Джилл — юбку и блузу. В номере они оставались примерно с час, потом спустились вниз и вышли из отеля.
Уошбурн жил в доме № 47 к востоку от Греймерси-парк. Они не знали, где находится это место, так что Дэйв заглянул в аптеку и раскрыл лежащий в телефонной будке справочник. Нашел искомое в Ист-Сайде, в районе Двадцатой улицы, между Третьей и Четвертой авеню.
Они взяли такси и попросили довезти их до угла Семнадцатой улицы и Ирвинг-плейс. Оставшиеся три квартала они прошли пешком. По домам, в основном, кирпичным, чувствовалось, что живет в них средний класс. Деревья встречались редко. Однако с приближением к Греймерси-парк дома выглядели все богаче.
Дэйв гадал, не устроил ли им Лублин засаду. Такое возможно, решил он. Сунул руку под пиджак, нащупал револьвер, заткнутый под ремень. Они продолжали идти, с каждым шагом приближаясь к цели.
Табличку с номером 47 они увидели на четырехэтажном кирпичном доме, реконструированном где-то в конце войны. Четыре квартиры, по одной на этаж, швейцар у подъезда, высокий негр в темно-бордовой ливрее с злотыми галунами. На вопрос Джилл швейцар ответил, что мистер Уотсон в этом доме не живет, зато четвертый этаж занимает мистер Уошбурн. Спросил, не он ли ей нужен. Джилл покачала головой, и негр ослепительно ей улыбнулся.
Значит, Уошбурн живет на четвертом этаже. Они пересекли улицу, прошли полквартала, остановились вне поля зрения швейцара. Зеленый квадрат парка со всех сторон окружал высокий металлический забор. Ворота на замке. Надпись на аккуратной табличке указывала, что ключ выдастся всем жильцам соседних домов. Они имели право заходить в парк в любое удобное для них время. Посторонние в парк не допускались. Они задержались у ворот, Дэйв закурил.
— Нельзя нам здесь стоять, — дернула его за рукав Джилл. — Вдруг Лублин кого-то послал.
— Или полиция задержит нас за бродяжничество.
— Вот-вот. А что же нам делать? Не можем же мы подняться к нему.
— Нет. Он наверняка не один. В одной из газетных статей упомянута жена, так что она наверняка живет с ним. Да еще обслуга, телохранители. Добраться до него непросто.
— Так что же нам делать?
— Пока не знаю.
Они дошли до угла. Мимо прошагал полицейский в форме, в направлении центра Манхэттена. Сурово посмотрел на них. Красный сигнал светофора сменился зеленым.
— Если б мы могли попасть в парк…, — начал он.
— У нас нет ключа.
— Я знаю. Но из парка мы могли бы наблюдать за подъездом, никому не мозоля глаза. В парк для того и приходят, чтобы посидеть на скамье. Вот мы бы сидели и смотрели. Мы не знаем, дома ли Уошбурн, кто с ним живет. Да и как он выглядит. От одного газетного фотоснимка толку мало. Их качество известно.
— Все эти точечки.
— Да и сняли его не крупным планом. Так что нам еще надо узнать его. Может, он выйдет один, тогда мы попытаемся переговорить с ним. Он — ключ ко всему. Если Лублин не солгал, что только Уошбурн может вывести нас на киллеров.