Миссия Никиты Медведева и Семена Измаила была отправлена в Балх, нанесла визит правителю Надир-Мухаммеду. Одной из ее задач было разузнать торговые пути в Индию. Причем текст наказа свидетельствует, что в Посольском приказе очень хорошо знали географию этих мест. Предпринимались и попытки нормализовать отношения с Китаем. Дипломатическое поручение было возложено на купца Саиткуля Аблина, отправившегося туда с караваном. В 1670 г. он прибыл в Пекин, был принят императором Канси. Установление связей уперлось в проблемы Приамурья и китайских беженцев, но торговые контакты император разрешил. По своей инициативе в Китай отправился и сибирский казак Игнатий Милованов «со товарищи». Тоже удостоился приема у Канси и получил дозволение торговать «безо всякия помешки, безпрестанно и надежно».

А вот просчет правительства с прощением волжских пиратов оказался роковым. Разин в своем городке (между нынешними станицами Кагальницкой и Ведерниковской), кутил всю зиму. Очень обогатились воронежские купцы, да и донские казаки, занимавшиеся торговлей. Везли сюда вино, продукты, скупали «рухлядь». Но слава Стеньки и непрестанный разгул привлекали шпану со всех сторон. У него собралось 4–5 тыс. отъявленной швали, с которой он начал терроризировать Дон. На весенний войсковой круг прибыл посланник из Москвы, казаки жаловались ему на Разина и решили послать станицу к царю, просить указаний насчет амнистированного «вора». Стенька узнал, налетел со своей бандой и разогнал круг. Посланника схватил и утопил, а атаману Яковлеву пришлось бежать.

Правда, и у Разина возникла проблема — награбленную добычу к весне пропили. И встал вопрос, что делать дальше? Ведь собравшаяся вокруг него орда могла разойтись. И уж тогда-то Дон припомнил бы самозваному атаману его выходки. И в мае 1670 г. он принял решение: идти Волгой на Москву, «воевать изменников бояр и думных людей и в городах воевод и приказных людей» и дать свободу «черным людям». На Иловле к нему присоединился еще один самостийный атаман, Васька Ус, отряд достиг 7 тыс. Начали рассылать по Руси «прелестные письма» и подступили к Царицыну. Кто-то из сторонников открыл ворота, разинцы ворвались в крепость. Воевода Тургенев с офицерами заперся в башне. В городе начались буйство и кутежи. Пьяные «воры» полезли на штурм и взяли башню, воеводу пронзили копьем и утопили.

К Царицыну в это время шла тысяча стрельцов из Москвы под командованием Лопатина, а из Астрахани выступил Львов с 3 тыс. Разин сперва ударил на Лопатина, смял его массой. 500 человек убили, 300 пленных посадили на ладьи гребцами. Потом повернули на Львова. Прошлогодние щедрые попойки, прославившие Стеньку в Астрахани, сделали свое дело, большинство стрельцов перешло на его сторону, связав начальников. Лопатина атаман казнил, но Львова помиловал — при возвращении из Персии он гостил у воеводы, и тот подарил ему икону Божьей Матери, а значит, по русским обычаям, стал «названым отцом».

Банды двинулись на Астрахань. Воевода Прозоровский с помощью полковника Бойля и капитана «Орла» Бутл ера спешно укреплял город. 22 июля его обложили. При этом выяснилось, что в военном отношении «Орел» тоже бесполезен. На реке он не мог маневрировать, был беспомощным перед стругами и челнами, и голландская команда бросила его, бежала на шлюпках в Персию. А корабль разинцы сожгли. Несколько человек попали в плен, среди них Ян Стрейс. Кстати, профессиональный пират, разбойничавший в Индийском океане, потом в качестве посольского конюха попавший в Россию и нанявшийся на «Орел». Между прочим, записки Стрейса — единственный источник, упоминающий столь известную историю с персидской княжной. На самом же деле при разгроме иранской эскадры Разин захватил княжича Шабын-Дебея, освободив его в Астрахани. Но ни в дипломатической переписке по данному поводу, ни в челобитных Шабын-Дебея царю о его «сестре» нет ни слова. Так что Стенька утопил по пьяни явно не княжну, а кого-то из служанок или наложниц персидского командующего.

23 июля последовал штурм Астрахани. Ложной атакой Прозоровского отвлекли к Вознесенским воротам, а разинцы взобрались на стены по лестницам в другом месте — сочувствующие стрельцы изменили и не подняли тревоги. Последним узлом обороны стал городской собор, куда собрались люди с женами, с детьми, принесли раненного в живот Прозоровского. Митрополит Иосиф исповедовал и причастил его. «Воры» вышибли двери и учинили «суд». Все 450 человек, оказавшиеся в соборе, были казнены — не тронули лишь митрополита. В городе было велено сжечь все бумаги — Стенька вообще не терпел никакого письма. И три недели длилась кошмарная вакханалия — орда пила все, что льется, насиловала все, что шевелится, а любого, кто не понравился, ждали пытки и смерть. Резали, топили, забавлялись тем, что рубили людям руки и ноги и отпускали ползать, истекая кровью. Сыновей Прозоровского, 16 и 18 лет, Разин приказал повесить вниз головой, а рядом на крюке под ребро повесили подьячего. На другой день старшего сына атаман распорядился сбросить со стены, а младшего высечь и отдать матери — мальчик сошел с ума.

Договор, заключенный с Крымом, оказался очень, кстати. Правда, хан все равно не угомонился. Но теперь он вместе с Дорошенко напал на польские владения. И король Михаил сразу вспомнил о союзном соглашении с Москвой, прислал посольство Комара просить у русских военную помощь. На этот раз Ордину-Нащокину пришлось выражать не собственное мнение, а выработанное Боярской Думой. И ответ гласил, что «обоим великим государям шатостных казаков лучше привесть в послушание милостиво, а не жесточью». «Второй фронт» России был ни к чему — полки с южных рубежей перебрасывались в Поволжье. На этот раз царь быстро отреагировал на выступление Разина, и 1 августа отрядил против него главного своего полководца, Долгорукова. Он получил приказ собирать у Арзамаса и Нижнего Новгорода 60-тысячную армию.

А Стенька, когда в Астрахани все было выпито, оставил там «воеводой» Уса, а сам с 10 тыс. сброда выступил вверх по Волге — «с боярами повидаться». Ничего оригинального он не изобрел: пытался раздуть новую смуту под флагом самозванчества. Посреди каравана судов шла барка, обитая красным бархатом, — на ней якобы везли «царевича Алексея Алексеевича», и вторая, обитая черным бархатом — на ней якобы везли Никона. Утверждалось, что оба они были «против бояр», отчего и пострадали, но царевич не умер, а сбежал от отца. Из использования имени Никона нетрудно увидеть, что старообрядчество еще не имело маосовой поддержки в народе. Существует и версия, будто «воры» были связаны с самим низложенным патриархом. Но она, скорее всего, основана на том, что в окружение Разина входил Лазунка Жидовин — крещеный (для видимости) еврей, бывший лекарь Никона, имевший чин «патриаршего сына боярского». Вероятно, после падения покровителя он был сослан или бежал в Поволжье, где и нашел нового хозяина. И вполне мог быть автором слухов, что экс-патриарх благословил бунт.