– Эй, это тут? – обращается к молчуну водила.

По автобусу словно горсть шарикоподшипников барабанит, сыплются стекла, сзади гаснет свет «буханки», наш автобус дергается резко вперед, но тут же зубодробительно тормозит с характерным бумп – нас швыряет вперед, немилосердно стукая обо все, что выступает. Ильяса, который, видно, больше оберегал прицел на автомате, чем себя, так вообще лицом впечатывает в торпеду. В проход мягким мешком валится молчун – и все это под треск автоматных очередей, и звон сыплющегося стекла, и грохот пуль по обшивке автобуса.

Трескотня такая, что с испугу кажется – по нам лупит два десятка стволов. Грохот внутри чертова автобуса такой, словно мы в барабане сидим какой-то хеви-метал-группы.

Вставать с пола не хочется – тут внизу пока ничем не задело, а вот стекла уже все в дырах и продолжают осыпаться. Впереди, там, где сидит водитель, вообще ураган. Шьется все напропалую.

Кто-то дергает меня за плечо, ну да, тут же еще этот, как его, новенький: глаза выпученные, орет что-то и пальцем тычет. Вроде холодком потянуло? С трудом отлипаю от пола – было такое ощущение, что расплющился как палтус, пытаюсь понять, что он кричит.

– Дверь! Дверь!

Отта! Дверь задняя открылась.

Пытаюсь ползти через него, он тоже как-то ракообразно пятится… В общем, по лестнице скатываемся клубком и прижимаемся за колесом. Верчу головой, звякая краем каски по обшивке, страшное желание бежать галопом отсюда, но ясно, что глупо. Отсюда пальба кажется вдвое, втрое меньшей. Совсем рядом грубый короткий стук калашникова. О, а у передней двери еще кто-то живой. Спина круглая, значит, Ильяс.

Он поворачивается к нам, что-то орет, машет рукой. Понимаю, что командует отходить в подъезд.

– Тащи сюда этого мужика, что в проходе! – кричу Тимуру.

– Почему я? – огрызается он.

– У меня автомат, прикрою отсюда, давай быстро!

– Как тащить?

– Нежно! За шиворот! Давай! Давай! Ползком, зад не задирай!

– Пшел ты!

Его каблуки мелькают перед моей физиономией – пополз парень в салон.

Совсем рядом вспарывается наст, черт, близко как… Стрелять в ответ? Не вижу куда. Высовываться из-за автобуса страшно не хочется. Плюхаюсь на брюхо – все равно ничего не видно. Автобус перекосило – колеса с той стороны пробило пулями, сдулись.

Слева что-то ярко вспыхивает – «буханка» горит ярко-оранжевым пламенем. О, нас еще и осветило дополнительно. От «буханки» к тому же «нашему» крайнему подъезду, отстреливаясь, бегут двое. Трескотня по нам ослабевает, теперь лупят по бегущим, дальний от нас падает, пытается встать, второй, огрызаясь короткими очередями, тащит его к подъезду. У горящей «буханки» рвется граната – вовремя Ремер ноги унес. Черт, да они сейчас за нас возьмутся!

Не удержавшись, высовываюсь из-за автобуса и леплю неряшливыми короткими очередями «вообще». Хочется обстрелять все пространство передо мной. Ну не вижу я ни целей, ни даже вспышек, зато меня видят – пули начинают опять хлопать в обшивку автобуса. Уматываюсь обратно. Сердце колотится так, что еще немного – вырвется из груди, порвав одежки, и запрыгает по-заячьи прочь отсюда.

Из фильмов помню, что укрывшихся за машиной отстреливают снизу, в просвет между асфальтом и днищем машины. Но нам сильно везет: здесь, видно, какой-то трубопровод меняли – перерыто все, и нас отвалы земли прикрывают пока.

Парочка добралась до подъезда, втянулась за дверь.

Ну а нам как?

Поворачиваюсь к Ильясу спросить, а его нету. Слинял, пока я тут выеживался. Зато появляется из дверей пыхтящий (это даже на фоне стрельбы слышно) Тимур, волочит за собой тело. В четыре руки выдергиваем мужика – дышит, но без сознания, пристанывает только тихонько. Куда ранен, не пойму, голова вроде цела, ощупываю руками – кровь на спине, но немного.

– Дальше как? – орет мне в ухо паренек.

Хороший вопрос. Только я ответа не знаю.

Парень тычет пальцем в сторону.

Справа из темноты идут люди. Много.

Я было дергаюсь, потом резко успокаиваюсь… и тут же еще сильнее дергаюсь. Время сейчас идет странно – то прыгает, словно скачками, то растягивается. Или мысли быстрее становятся? Но я сначала успокаиваюсь, что это безоружная публика, а потом до меня доходит, что это зомби. И их много. Правда, замечаю, что они идут целеустремленно – на хорошо разгоревшуюся «буханку». Ну да, их же огонь привлекает.

Но дальше их становится гуще – да будь оно все неладно. Надо бежать сейчас…

Под огнем?

Не добежим, с подсветкой такой мы как на витрине.

Сидеть здесь?

Обратно в автобус залезть и затихариться?

Черт, черт, черт…

Все никуда не годится!

Плохо, совсем плохо и еще хуже!

Неожиданно из верхнего лестничного оконца нашего заветного подъезда начинает стучать одиночными какой-то стрелок. Наши невидимые противники сперва отвечают ему весьма бойко, так что вокруг этого оконца метра на три сыпь попаданий, потом что-то их огонь стихает, и начинается пальба не пойми куда.