– То есть их заинтересовало только количество нулей в графе «Гонорар»?

– Верно. А уж потом, когда им огласили условия работы, все начали требовать льгот, приплат, добавок, повышенных ставок.

– И как?

– Разумеется, во всем пошли навстречу. Все-таки это последняя битва!.. После этого все танковые армии распускаем, танки на переплавку, а танкистов – на обучение гражданским профессиям. Ради такой захватывающей дух перспективы жалко ли переплатить несколько лишних миллиардов долларов?

Файтер криво усмехнулся:

– Тем более что теперь не сами платим за все, а припрягли весь мир. Но все равно как-то нужно будет объяснить конгрессу, сенату…

Гартвиг вскинул брови:

– Не заранее, надеюсь?

Файтер усмехнулся. Сейчас, когда в район предполагаемых боевых действий начинают стягиваться морские силы, военно-космические, а элитные коммандос уже там, на месте, любое сообщение уж точно не будет «заранее».

– Но объяснить придется, – напомнил он.

– Члены конгресса почти все немолоды, – сказал Гартвиг успокаивающе, – многие из них еще помнят свое детство, когда варварские бомбежки превращали целые города в развалины! Подумать только, при каждом налете погибали тысячи и тысячи мирных жителей! Самым успокаивающим для них будет сообщение, что не будет танковых колонн, что прут через всю страну, разрушая кибуцы, разгоняя скот, а наши доблестные солдаты не стреляют по всему, что движется. Вы сами понимаете, что мир изменился…

Ваучер сказал сварливо:

– Это мир! А вы изменились?

– Вы лично меня хотите уесть, – поинтересовался Гартвиг, – или вообще военных, как меднолобых? Если о военных, то скажу вашим конгрессменам, как вот сейчас вам, что в современной войне все ограничится хирургическими ударами по военным объектам, электростанциям и прочим узлам израильской инфраструктуры. Массовой гибели людей уже не допускается. Вообще не будет гибели гражданских людей.

– А не гражданских?

– Даже потери среди израильских военных постараемся избежать. Зачем? Все мы люди, все должны жить и… работать на благо человечества. Всего человечества, напоминаю, если вы вдруг почему-то забыли. Война будет исключительно гуманной. Но зато будет дикий страх в Тель-Авиве, никто не хочет погибать, этот страх свяжет им руки.

Ваучер сказал раздраженно:

– Как же, помню, помню… Вот точно так же, в этой позе и поводя в воздухе ручкой, то же самое красиво и очень убедительно говорили насчет Ирака. Но ракеты часто отклонялись. Тем более нельзя, чтобы такое случилось в Израиле.

Гартвиг кивнул, взгляд его оставался непроницаем, как и лицо.

– Я понимаю вас. В самом деле, евреи – не арабы. Последних не жалко, мусульмане все – враги. Уверяю вас, сейчас на вооружение поступило оружие нового поколения. Ракета, запущенная за пять тысяч миль, попадает в брошенную на землю монету! И отклониться от цели уже физически не может: новейшая система управления полетом не позволяет отклоняться ни на миллиметр. Это будет трехминутная война: неожиданный массированный удар авиации и крылатых ракет неядерными высокоточными боеприпасами по стартовым позициям израильских ПВО, подавление всякой деятельности на военных аэродромах…

Ваучер буркнул:

– Ладно, это скажете конгрессу. А нам?

Гартвиг сказал с видимым удовольствием:

– Три года назад мы могли обрушить на противника три тысячи тонн высокоточного оружия, а в этом году уже тридцать тысяч тонн!.. Надо сказать, что за неимением другого противника я распорядился израсходовать все тридцать тысяч тонн. Я имею в виду, что следующим противником будет разве что космический флот из другой галактики, но к тому времени мы разработаем и оружие помощнее.

Файтер заметил сухо:

– Это разумно. Тем более что деятельность военных заводов мы начали сворачивать еще с прошлого года. За три года нужно остановить не меньше чем семьдесят процентов производства танков, боевых самолетов, подводных лодок. И освободить военные склады, которые сможем приспособить под более разумные цели.

Гартвиг указал на экран:

– Самые разумные цели – вот там.

Ваучер сказал напряженно:

– Я одного не понимаю. Если «Эллинизация» в самом деле напрямую продолжает то благороднейшее дело, которое начато было Александром Македонским, то зачем планирование этих жестоких ударов? Зачем взрывать мосты, дамбы, информационные центры и промышленные объекты? Если мы хотим всего лишь эллинизировать израильтян, то есть – американизировать?

Гартвиг окинул взглядом всех, его слушают внимательно, улыбнулся с явным превосходством человека с «кольтом» над простым пастухом.

– Современные «короткие войны» нацелены прежде всего на уничтожение экономики вражеского государства. Не пересекая территориальных границ, можно разрушить всю инфраструктуру. Делается это в первую очередь ударами высокоточных ракет… В войне нового, шестого, поколения живая сила – например, сухопутные войска – никак не влияет на ситуацию, да и противнику совершенно неинтересна. В Югославии погибли всего пятьсот двадцать четыре человека, но страна оказалась полностью обезоруженной и тут же приняла все условия, которые ей продиктовали войска НАТО, то есть наше командование. Оставшись без экономики и вооруженных сил, любое государство теряет независимость…

Ваучер задумался, ему показалось, что подобное где-то слышал или у кого-то читал.

– Тогда мотивы мне понятны, – пробормотал он, – однако все же высокоточные ракеты будут поражать, помимо точно накрытых целей, еще и массу непричастного к войне народа.

Гартвиг отмахнулся:

– Они все причастны. Это во времена феодализма солдаты враждебных армий сражались, а крестьяне на соседних полях с любопытством смотрели. Сейчас воюют все. Израильтяне воюют против нас уже тем, что не желают вливаться в единую семью народов, в человечество. Это и вина, и грех, и даже преступление. За что и будет им наказание. Всем.