Шрифт:
Древность, с точки зрения романтиков, отличалась от современности своей первозданностью, цельностью и естественной чистотой. «В людях древности, — считал немецкий романтик Я. Гримм (1785—1863), — было больше величия, чистоты и святости, чем в нас, над ними еще сиял отблеск Божественного истока».
Романтики верили, что в древности гармоничным был не только человек, но и государство. «В истории каждого государства, — писал К. Брентано (1778— 1842), — бывает период здоровья, когда оно здравствует душою и телом, — тогда все благое вершится без шума, и тогда справедливость правит беспеременно и совершенно не вызывает ни в ком изумления…»
Такой тип государства, в котором все благое совершается бессознательно, само собой, романтики называли органическим. Так, для русских романтиков-славянофилов органическим государством, где царствует идеал правды, была допетровская Русь — тоже магически преображенная.
Это пробуждало огромный интерес к истории, в том числе к истории национальной. Но в реальной политической жизни романтические теории, неправильно истолкованные, часто служили оправданием консерватизма и даже реакционности. Так происходило, например, в России, где власти искали нравственных обоснований крепостничеству и самодержавию в историческом прошлом страны, в ее традициях; в то время как славянофилы настаивали на отмене «рабства».
Впрочем, романтизм далеко не всегда так тесно смыкался с политикой. Большинство романтиков просто пытались вернуть человечеству прежний здоровый, цельный взгляд на мир.
В одном мгновенье видеть вечность, Огромный мир — в зерне песка, В единой горсти — бесконечность И небо — в чашечке цветка.
В. Блейк, английский поэт романтик, 1803 г.
Мир, с точки зрения романтиков, не механизм, каким представляли его просветители, а огромное органическое, живое целое, состоящее из многих уровней, связанных друг с другом, — от царства минералов до самых высоких проявлений человеческого духа. Видимый мир — лишь один из этих уровней, наиболее доступный восприятию и пониманию. И все это великое целое одухотворенно, пронизано Божественной силой, которую нельзя познать разумом, а можно лишь интуитивно почувствовать. Тогда завеса обыденного приподнимается, открывая «музыку сфер».
Мир всеголишь заколдован: Вкаждой вещи спит струна, Разбуди волшебным словом, — Будем музыка слышна.
И. фон Эйхендорф, немецкий поэт, 1835 г.
Принцип магического преобразования жизни коснулся и изображения действительности в литературе. Романтики считали, что истинное искусство должно не воспроизводить жалкую обыденность, а давать сильные характеры, добрые или злые, как бы приподнятые над реальностью, но связанные с ней.
В произведениях писателей-романтиков встречаются самые разные герои: мечтатели и бунтари, злодеи и гуманисты. Но никто из них не являлся посредственностью. Практичный человек, стоящий обеими ногами на земле, «умеренный и аккуратный» буржуа-труженик возбуждал теперь презрение, ибо жил в одномерной реальности и ему была недоступна « музыка сфер». Само слово «буржуа» приобрело негативный смысл, став синонимом пошлости.
Никогда, пожалуй, Запад не знал такого всплеска тоски по утраченному поэтическому восприятию мира, как в начале «железного века». Романтизм, который немецкий философ Ф. Шлегель назвал нешумной революцией, совершал свое победное шествие по Западной Европе и России, отвергая излишний рационализм Просвещения, дух буржуазного общества и машинную, индустриальную цивилизацию. Романтизм создал свою систему ценностей, в которой пользе была противопоставлена красота, расчету — вдохновение, самодисциплине — пылкие порывы. Эта система ценностей имела огромное влияние на современников. Только в 30-е гг. XIX в. сила ее воздействия стала слабеть.
Крушение кумиров
Многие философы XIX в., особенно второй его половины, даже если они принадлежали к совершенно разным школам, были едины в одном — в стремлении подвергнуть беспощадному критическому анализу ценности, которые казались незыблемыми и предшествующим поколениям, и большинству современников.
Критика разумности мироздания.Эту тему в XIX в. начал выдающийся немецкий философ А. Шопенгауэр (1788—1860) в своем знаменитом сочинении «Мир как воля и представление» (1819).
Теория Шопенгауэра полностью противопоставлена всем попыткам найти в мироздании разумность и гармонию. С точки зрения Шопенгауэра, в основе мира, под покровом пестрого разнообразия его явлений, лежит Мировая Воля, или Воля к жизни.
Мировая Воля — мощное творческое начало, но оно нерационально, это «слепое влечение, темный глухой позыв». Мировая Воля созидает, но одновременно и разрушает, чтобы снова созидать, творит и зло, и добро, ибо и то и другое для нее единое целое. Этот закон более всего очевиден в природе, но на самом деле универсален и распространяется и на жизнь общества, и на жизнь человека.
Какой же выход для человека предлагает Шопенгауэр? Во-первых, нужно отказаться от иллюзий. Осознавать, что мир — это переплетение добра и зла, причем зла в нем неизмеримо больше. Проявления фальши и зла философ обнаруживает буквально везде: в обществе, которое считает себя цивилизованным и гуманным, царят жестокость, пошлость и зависть; за религиозными порывами прячется ханжество; за любовью и, казалось бы, искренней заботой о ближних скрывается холодный эгоизм.
Во-вторых, поняв все это, человеку следует отрешиться от обманчивого мира, «убить» в себе волю к жизни, которая вовлекает людей в водоворот зла, отказаться от своего эгоистического Я.