У двери кабинета № 8, на которой висела табличка с фамилией «т. Дубовик», Рэм снял шапку, пригладил вихры и постучал.

— Разрешите войти?

— Входите, товарищи! — ответил чей-то густой и как будто знакомый Инке голос. — Входите, пожалуйста.

У стола стоял человек в военной гимнастёрке со шпалой на воротнике. Он улыбался ясной, хорошей улыбкой, а глаза смотрели строго, внимательно.

— Ой! — вскрикнула Инка и зажала рот рукой. Это был тот самый парень, который приходил тогда к «собеседнице бога» Марфе.

Почему он очутился сейчас здесь? Или же, наоборот, зачем оперуполномоченный был тогда у Марфы?

— Ну, рассказывайте, ребята, с чем пришли.

Оперуполномоченный выслушал сначала Веру, потом Стёпку.

— Так ты говоришь, Степан, от ящиков пахло смазочным маслом? — спросил он, лукаво улыбаясь.

— Точно, — подтвердил Стёпка, — у меня нюх хороший.

— Да, нюх у тебя, парень, хороший, ты не ошибся. В ящике было оружие. «Усатый» получил его из Проскурова.

— От кого? — раскрыл глаза Стёпка.

— От другого «усатого», — рассмеялся товарищ Дубовик.

«Эге-ге, — разочарованно подумал Стёпка. — Он и без меня всё знает».

Товарищ Дубовик вынул из ящика стола фотографию и положил её перед Верой. На фотографии рядом с императором Николаем Романовым сидела матушка Екатерина.

— Она? — улыбаясь, спросил оперуполномоченный.

— Она, — удивлённо подтвердила Вера.

— Ловкая тётенька, твоя знакомая — матушка Екатерина, — сказал товарищ Дубовик: — За родную сестру императора Николая выдавала себя. Вместе с подружкой Марфой ходили они по сёлам, продукты на генеральских вдов и офицерских сирот собирали. И всё это отправляли в Китаевский монастырь. А несознательный элемент потворствовал ей. Заговор они замышляли против Советской власти, оружие собирали, зловредной агитацией занимались.

— Где они сейчас? — нетерпеливо спросила Вера.

— Спета их песенка.

Товарищ Дубовик остановил взгляд на Стёпке.

— А ты, парень, что собираешься делать?

— В детдом он пойдёт, — ответила за Стёпку Инка. — Сегодня же.

— Это правильно.

Оперуполномоченный встал и попрощался с каждым из детей за руку:

— Спасибо вам, ребята, за бдительность, за то, что вы доставили нам ценные сведения.

…В тот же день Стёпка в сопровождении членов совета отряда отправился в детдом. Заведующая детдомом Маруся Коваленко сидела в своём кабинете. Димка положил на её стол заявление и, кашлянув в кулак, сказал:

— Прочитайте, пожалуйста, товарищ Маруся.

Товарищ Маруся взяла листок и вполголоса прочитала:

«Мы, пионеры 6-й группы 95-й школы, просим принять в детдом имени III Интернационала беспризорника Степана Голубенко и просим сделать из него честного гражданина нашей Советской республики».

— Это ты Степан Голубенко? — спросила Маруся.

— Я.

— Ну, здравствуй, садись.

Стёпка стоял, переминаясь с ноги на ногу.

— Я тебе предлагаю, — продолжала Маруся, — раньше всего осмотри наше «королевство». Если не понравится, скажешь. Неволить не будем.

— Ему понравится! — вырвалось у Инки.

— Если не понравится, — повторила Маруся, — не скрывай, отпущу на все четыре стороны. Но если уж решишь остаться — тогда навсегда. Ясно?

— Ясно. — Стёпка поднял голову, и взгляд его встретился со спокойным, немного суровым взглядом Маруси.

В тот же день, в сопровождении Фили, председателя совета детдома, Стёпка осмотрел «королевство». Он обошёл дом, сад, заглянул в кузню, постоял перед библиотекой-читальней, на которой висела табличка: «Входить без пальто и шапки, с чисто вымытыми руками». В сапожной мастерской, заваленной обрезками кожи и грудой моделей, сидели, склонившись над колодками, коммунары.

— Буду работать в столярной, — решил Стёпка.

В тот же день, согласно обычаю, он прошёл совет. Стёпка стоял перед членами совета, заложив руки за спину, и коротко, отрывисто отвечал на вопросы. Мальчик прекрасно знал, что все они — плечистый, насмешливый Филька, Вася, Петух, Костя прошли ту же школу жизни, что и он: ездили на буферах, бродяжили по стране, сидели в милиции. Но это было в прошлом. Сейчас отделяла их от Стёпки новая, сознательная жизнь.

— Выкладывай всё начистоту! — сказал Филя.

Стёпка пожал плечами. Он не знал, что именно нужно выкладывать.

— Кто ты? — не спуская с него пытливого взгляда, спрашивал Филя. — Глот?

Стёпка покачал головой.

— Шармач?

— Не-е… Я — сявка, — скромно признался мальчик.

— Ещё говори, — продолжал Филя, — что у тебя требуется искоренить?

Стёпка задумался. Никогда ещё такие сложные психологические вопросы перед ним не возникали. Никогда он не думал над тем, что должен искоренить.

— Ну, говори, — нетерпеливо повторил Филя.