Шрифт:
Через неделю Рэм и Коля уехали в село на посевную кампанию. Провожать их пошли всем отрядом. И детдомовцы были на вокзале.
— Ребятки… — от волнения Рэм больше ничего не мог сказать, а только печально и ласково смотрел на детей.
Они ушли с вокзала очень грустные. Было хмуро, слякотно… И весна, как на зло, почему-то особенно долго задерживалась.
Кораблик «Инна»
И всё-таки весна пришла. Снова заулыбалось небо, зазеленело всё вокруг, и в один из первых тёплых дней Стёпка пришёл к Инке. Что-то новое появилось в нём. Инка не могла сразу определить, что именно. То ли он узнал какую-то важную вещь, то ли возмужал и вырос за несколько дней. На Стёпке был новый брезентовый плащ, выглядевший почти элегантно, новая кепка. И вдруг Инка поняла, в чём заключается то новое, что появилось в её друге.
— Стёпка… Ох, Стёпка, — ахнула девочка.
На отвороте его плаща красовался кимовский значок.
— Когда? — спросила Инка и, не дождавшись ответа, обиженно проговорила: — А мне ничего не сказал.
— Позавчера. Девять вопросов по текущему моменту задали. На все ответил.
Он осторожно вынул из кармана комсомольский билет и протянул его Инке.
— Смотри.
Инка так же осторожно взяла его в руки.
— У меня ещё одна новость, — сказал Стёпка.
Девочка вопросительно посмотрела на него.
— Пойдём гулять, я тебе скажу.
— Ну говори, — нетерпеливо сказала Инка, как только они вышли из дому.
— Я поступаю в Одесское мореходное училище. Вот… Ответ на своё письмо получил.
— И ты уедешь? — Инка растерянно смотрела на него. — А почему нельзя учиться в Киеве?
— В Киеве! Сказала! А где же в Киеве море?
И, как всегда при воспоминании о море, лицо Стёпкино стало задумчивым и мечтательным. Инка больше не расспрашивала его. Они пошли на Владимирскую горку, побродили по её аллеям, по днепровским откосам, а затем спустились вниз на набережную. Здесь было пусто и тихо. Высоко в небе сверкало горячее весеннее солнце.
— Инка, смотри! — радостно крикнул Стёпка. — Смотри!
Да Инка и сама увидела: недалеко от берега хрустнул лёд, и на глазах детей откололась и медленно отодвинулась большая льдина. Слева и справа затрещали льдины, зашуршали синеватыми краями, рассыпались на куски, запенили воду бурными всплесками. А та, первая, большая льдина, всё плыла вперёд, расталкивая другие, крошась на маленькие, белые осколки.
Дети молча стояли, очарованные чудесным зрелищем, и не заметили, как подошёл к ним лысый старичок, похожий на гоголевского Акакия Акакиевича.
— Вы присутствуете при феноменальном, исключительном событии, — произнёс он высокопарно. — Киевляне не помнят, чтобы так поздно трогался Днепр. Правда, старые люди рассказывают, что точно так было семьдесят пять лет назад. Но они преувеличивают. — Старичок поднял вверх сухой голубоватый палец. — В 1888 году Днепр тронулся десятого апреля. А сегодня — сегодня девятнадцатое апреля. Запомните этот день, юные граждане.
— Я запомню, — серьёзно сказала Инка, — 19 апреля 1929 года…
Но старичок, продолжая сам с собой разговаривать, отошёл. А дети ещё долго бродили по набережной, вдыхая запах весны и ласкового апрельского солнца. Затем они поднялись на фуникулёре, погуляли по Владимирской улице, вышли на бульвар Шевченко. В те времена здесь не было ни скамеек, ни чугунной ограды, но те же пирамидальные тополя стояли, подняв к небу гордые верхушки. Когда стемнело и синие тени окутали город, Стёпка сказал:
— Я тебе буду писать каждый день. А ты мне?
— Я тоже.
И как тогда в лесу, они шли, взявшись за руки, и им было хорошо и грустно. По улицам плыли оживлённые толпы людей, направляющихся к набережной смотреть, как тронулся лёд. На углах стояли мальчишки — продавцы газет — и выкрикивали:
— «Съезд французской компартии», «Советский проект разоружения на Женевской комиссии», «Чемберлен подружился с Муссолини».
— Давай пойдём в кино, — неожиданно предложил Стёпка.
— У меня нет денег.
— Но у меня есть.
— Ты поведёшь меня в кино за свой счёт! — возмутилась Инка. — Это мелкобуржуазные замашки!
Стёпка густо покраснел и сказал, медленно выдавливая из себя слова:
— А по-моему, ничего такого мелкобуржуазного… Я ведь честным трудом заработал…
Инка вызвала в памяти образ Лёни Царенко и не совсем уверенно проговорила:
— Но это ведь ужасное мещанство!
Так разговаривая, они незаметно спустились вниз, на Крещатик к кинотеатру бывшего Шанцера. Афиша крикливо сообщала: «Вторая неделя необыкновенного успеха. С участием Анны Мей Бонг, Пауля Гарбингера. «Зонг» или «Любовь бедной девушки».
— Я возьму билеты, — настойчиво сказал Стёпка и, уже не слушая, что говорит Инка, протиснулся к кассе. Через несколько минут они сидели в зале и смотрели фильм. На экране акробат в трико в кого-то стрелял, кто-то падал с крыши и прятался в комнате у девы с томными глазами. Стёпка и Инка начали тихонько смеяться и переговариваться. Стёпкин плащ из негнущегося брезента при малейшем движении производил сильный шум.
— Молодой человек! Перестаньте шуметь своим плащом! — рассердилась сидящая слева от Стёпки женщина.