Шрифт:
— Я пять дней ничего не ел, — тихо проговорил он. — Везите меня куда хочете…
Рэм протянул ему большую краюху.
— Тебя как зовут, парень?
— Сеней.
— Послушай, Семён, есть здесь ещё кто-нибудь, а?
— Нема никого… И не ищите!
Он так ослаб, что не мог дойти до машины. Михаил вдвоём с Черепком на руках донесли его, усадили на скамейку. Рэм набросил ему на плечи старый кожух.
— Поехали на кладбище! На Соломенку! — Коротко сказал он шофёру.
У кладбища Семён остался ждать в машине, а ребята один за другим прошли в ворота. Впереди шагал Рэм, за ним мальчики. Инка и Соня шли рядом, взявшись за руки, стараясь не смотреть друг на друга. Им было страшно. Могилы с высокими крестами, тишина, крики ночных птиц пугали их. А лица мраморных ангелов казались при свете луны коварными и насмешливыми. Соня крепко сжала Инкину руку. Скорее бы выбраться отсюда! Уж очень здесь неприятно. И вдруг Рэм остановился:
— Тише… Тише, ребята. Я слышу чьи-то голоса.
У самого обрыва стояли два беспризорника. Они были так поглощены своим занятием, что не заметили подошедших к ним детей. Беспризорники копались в могилах. Инка почувствовала, как мелко задрожали у неё колени, от страха пересохло в горле. Что это? Зачем они это делают? Ага — понятно. Выдирают кресты из могил и складывают в сторонку, вероятно, для продажи. У одного из хлопцев, который ростом повыше, — в руках лопата, у меньшего — длинная железная палка.
— Ку-ка-ре-ку! — неожиданно пропел Черепок. — Ку-ка-ре-ку…
У старшего беспризорника лопата выпала из рук. Он испуганно оглянулся.
— Привет! — весело проговорил Рэм. — Я вижу, работа в разгаре, дела идут. Скоро, наверное, памятники начнёте сворачивать, а, ребятки?
— А шо? — злобно крикнул в ответ старший беспризорник. — Какое твоё собачье дело?
— Нажрался и пришёл командовать, цаца рыжая, — поддержал второй.
— Спасибо за комплимент, — рассмеялся Рэм. — Кушать хотите?
Он протянул им хлеба. Они не отказались. Тогда ребята, окружив беспризорников плотным кольцом, стали уговаривать.
— Пойдёмте с нами, хлопцы, — начала Инка. Холодно тут, страшно.
— Сколько можно шляться? Как собаки бездомные бродите… — поддержал Черепок.
— Что, в коптёлку [1] приглашаете, холеры? — уже более миролюбиво отозвался меньший беспризорник.
— Да не в коптёлку, — решительно заговорил Дима, — в школу с нами пойдёте, кушать дадим. Всё равно бесполезно сопротивляться…
1
Коптёлкой беспризорники называли детприёмник.
Они и сами поняли, что сопротивляться бесполезно. Их двое, а пионеров шестеро, да ещё седьмой — этот рослый, рыжий парень, вероятно, вожатый. И восьмой — хоть и маленький, но, по всему видно, из милицейских товарищей.
— А-а, чёрт с вами, — махнул рукой старший беспризорник. — А кресты куда девать, с собой что ли возьмём?
— Зачем с собой? — рассмеялся Рэм. — Что мы, крестный ход будем устраивать, что ли? Обратно забить их нужно.
Если б в этот ночной час забрёл на кладбище случайный прохожий, он остановился бы поражённый странным зрелищем: шестеро пионеров в юнгштурмовских костюмах, юноша в кожаной куртке и два беспризорника забивают кресты в могилы.
— Ну и работка! — сказал Рэм, вытирая пот со лба. — Хватит. Поехали в школу…
По дороге к машине беспризорники уже вполне миролюбиво болтают с ребятами. Они подкрепились хлебом, и настроение у них улучшилось. Старшего, оказывается, зовут Борькой, а младшего — Валькой.
Шофёр поднажал, и с кладбища машина помчалась на полной скорости. Ребята сняли косынки и кепки, подставили лица ветру. Звучным высоким голосом Рэм запел:
Мы красные кавалеристы и про нас Былинники речистые ведут свой сказ..А все подхватили:
О том, как в ночи ясные. О том, как в дни ненастные, — Мы гордо, мы смело в бой идём… идём… — Веди ж, Будённый, нас смелее в бой Пусть гром гремит… Пускай пожар кругом. Пожар кругом…Песня окрепла, зазвучала ещё стройнее. Её поддержали Борька и Валька.
Мы беззаветные герои все, и вся-то наша жизнь есть борьба… Борьба!Борька гордо поднял голову, маленькие глаза горят, на лице написано вдохновение, решимость. Пёстрый халат его развевается, а под ним виднеется галифе с кожаными заплатами на коленях и потёртая бархатная жилетка.
Рэм смотрит на этих голодных оборванных мальчишек и думает о том, что придёт время, и станут они настоящими людьми. Не сразу, конечно. Возможно, будет у них ещё один побег из приёмника или из детдома. Может, снова кому-нибудь из них предстоит отсидеть несколько суток в милиции… Всё равно станут они людьми! Иначе быть не может! Ведь за счастье этих детей борется вся страна — от наркома до маленького пионера. Будут из них люди — это так же верно, как то, что сейчас сентябрьская ночь. С ветром, шорохом сухих листьев, с высокими чистыми звёздами! И снова Рэм заводит песню, печальную песню о том, как упал с коня молодой боец и разбилось его горячее комсомольское сердце.