А забывать о ней не стоило. Особенно теперь, когда контейнер с «черной грязью» покинул хранилище табуитов и вновь путешествовал по хамаде, грозя привлечь к себе внимание Вседержителей…

Прыткость, с какой «Зигфрид» несся по Суэцкому проходу, делала честь шкиперу строймастера. Даже задержавшись у Эль-Фердана, альт-селадор Рубнер продолжал идти впереди нас с хорошим отрывом.

Южнее второго моста наш путь утратил прямое направление. Виноваты в этом были не мы и не кабальеро, а древние прокладчики нашей магистрали. Сэкономив трудозатраты, они соединили каналом несколько озер, ныне представляющих собой бесформенные, неглубокие впадины. Преодолевая очередной поворот или огибая береговой выступ, я надеялся, что вот сейчас мы точно увидим вдалеке «Зигфрид». Однако мои ожидания, увы, не оправдывались. Лишь затоптанные конскими копытами отпечатки колес указывали на то, что строймастер и кабальеро прошли здесь совсем недавно. Первый – судя по всему, перед рассветом, а вторые – уже после восхода солнца.

За последней впадиной желоб снова брал курс на юг и уже тянулся, не сворачивая, вплоть до Красного моря. Мы выехали на его берег за два часа до полудня. Раскинувшаяся перед нами широкая и глубокая котловина была, по словам Дарио, еще не самим морем, а лишь его северной оконечностью – узким Суэцким заливом. Впрочем, нас не волновало, как называется то, что мы видим. А видели мы тянущийся до самого горизонта пологий спуск. И вел он в те желанные земли, где мы вновь задышим полной грудью и обретем нормальное самочувствие.

Дно бывшего залива оказалось одной из лучших дорог, по которым мне когда-либо доводилось ездить. Заметенная песком, она просматривалась далеко во все стороны и не имела предательских разломов, трещин и скальных образований. Вся эта дрянь наблюдалась лишь вдоль восточного и западного склонов, в то время, как середина котловины оставалась чистой. Видимость была отличная, и я, идя по следам «Зигфрида» и Кавалькады, позволил себе разогнать истребитель до максимальной скорости. При этом, правда, нас стало частенько подбрасывать на ухабах, но никто не жаловался. Всем, включая дона Балтазара, не терпелось вернуться в привычный мир и излечиться наконец от «горной болезни».

Без малого триста километров тянулся залив, прежде чем становился полноценным морем. При такой резвой езде мы должны были отмахать это расстояние к вечеру. И отмахали бы, не случись вскорости то, чего мы давно ожидали и к чему готовились…

…И что, как ни странно, стало для нас большим и неприятным сюрпризом!

Мы настигли «Зигфрид» примерно на середине котловины. Он был замечен нами за несколько километров. Вскоре выяснилось, что строймастер не двигается, а стоит на месте, и вокруг него не идет никакого сражения. Кавалькады поблизости также не наблюдалось, но ее следы шли параллельно колее «Зигфрида», и кабальеро точно с ним не разминулись. А вот чем завершилась их встреча, издали определить не удавалось.

В том, что строймастер стоял без движения, не было ничего странного. Странно было то, что при нашем появлении бронекат не сорвался с места и не покатил к ближайшему склону котловины. Рубнер не знал, что «Гольфстрим» все еще принадлежит друзьям, пускай на наших бортах и не было гербов Владычицы. И если «Зигфриду» повезло отбиться от Кавалькады в чистом поле, противостоять там же истребителю он бы не сумел. Лишь прячась среди скал и осыпей, где мне будет трудно стрелять и маневрировать, Рубнер имел шанс от нас защититься. Табуиты еще могли успеть достичь ближайшего склона котловины, но почему-то этого не делали. И вообще вели себя так, словно всерьез рассчитывали, что мы не обратим на них, неподвижных, внимания.

Еще до того, как мы подъехали к строймастеру на расстояние выстрела наших «Сембрадоров», стало очевидно, что гвардейцы не атаковали табуитов. На это указывал характер их следов. Километра за два до остановки «Зигфрид» принялся вилять из стороны в сторону, но виной тому была не настигшая его конница. Ее след оставался неизменно прямым, тогда как при атаке она наверняка разделилась бы на две группы. А те, в свою очередь, растянулись бы по флангам, чтобы не превращаться в легкие цели для стрелков Рубнера.

По всем признакам, Кавалькада увидела строймастер, когда он уже не двигался. На ее появление «Зигфрид» тоже не отреагировал. После чего гвардейцы решили проверить, что стряслось. Почему вдруг бронекат начал ни с того ни с сего носиться зигзагами по ровной дороге, а затем встал как вкопанный.

Нас это интересовало ничуть не меньше. Но, по мере приближения к «Зигфриду», загадка не прояснялась, а, напротив, становилась все туманнее. Причиной тому служили многочисленные пробоины, усеивающие борта и крышу верхней палубы строймастера; последние я тоже мог заметить, потому что верхняя палуба истребителя была выше, чем у инженерного бронеката.

Повреждения были двух типов: круглые, будто от удара молота-чекана, и продолговатые – такие, что остаются в жести, когда ее кромсают ножом. Одно но: корпусная броня строймастера была толщиной в два пальца. Так легко и, главное, аккуратно, не деформируя шпангоуты, пропороть и пробить корпус бронеката не способно ни одно оружие в мире. Для этого требовалось специальное устройство – сверхмощный механический молот. Такие имеются только в городских артелях клепальщиков и используются при постройке бронекатов или обработке особо прочной иностали. Но откуда здесь, в дикой, безлюдной хамаде, мог взяться подобный механизм? Ведь он, ко всему прочему, обладает солидными габаритами, и для его перевозки потребовался бы бронекат покрупнее «Гольфстрима». Других же отпечатков колес вокруг «Зигфрида» не наблюдалось, а уж их-то точно нельзя было не заметить.