– Как раз пятнадцать лет тому назад, два глупых паренька, хотели кому-то доказать, что они смелые и отчаянные. И разрушили рукотворный лик одного из святых монахов мучеников на площади.

Хорошо, что Коорн, к этому времени, опустошил кружку. А то бы захлебнулся, это точно. От слов старца, у капрала дыхание перехватило.

А старик, как будто и не заметил, что Коорн тяжело дышит. И лицо у капрала стало бледным, ну, прямо, как недопечоный блин вытащили из печки. Глядя куда-то в сторону, старик продолжил:

– Одного тогда же и поймали. Пятнадцать плетей ему отсыпали и выгнали из горда, навсегда. А второго ведь до сих пор и не нашли...

Ключарь стал разглядывать Коорна, как будто хотел увидеть что-то важное. А глаза у старика оказались острые, колючие. Коорн отвел взгляд, уставился в землю. Что же теперь делать, машшаррам?! Но мыслей никаких не было. Совершенно никаких.

Может быть, Коорн чего-то и сообразил бы. Но старик долго думать не дал. Снова заговорил:

– Я так думаю, что и не найдут. Столько времени прошло... Ты, это, не унывай. У тебя еще все впереди.

Капрал Коорн несмело поднял глаза, посмотрел на старца. А тот, вроде, улыбается. Коорн присмотрелся - точно улыбается. Да еще головой кивает, вроде подбадривает. Ну и дела... Машшаррам!

– Никому не известно, кем был этот второй. Так что не найдут, это точно.

Коорн понял. Старик не выдаст. Не нужно это ему. От сердца отлегло а дышать стало легче... И тут же снова: что-то старому нужно? За так никто молчать не станет. Машшаррам! Что он потребует?

Старик не стал тянуть. Тут же и подсказал:

– Да, так с этими гномами...
– как будто вспомнил он.
– Они ведь ничего плохого не сделали. Отпустил бы ты их, пусть идут с миром...

Капрал Коорн вслух спросить не осмелился, уставился в черные глаза старца: "И это все?"

Старик тоже промолчал, но вопрос понял и тоже только взглядом ответил: "Все!"

Коорн и не думал, и мечтать не мог, что старик попросит такую малость.

– Понятно, не виноваты они, шаррам!
– Коорн подкрутил кончики усов. Не очень лихо, но все-таки, чтобы видно было: он не простой стражник, а капрал.
– Сейчас и отпущу... Машшаррам!

Монахи выходили за ворота Святой Обители небольшими группами, по три-четыре человека, и небольшими же группами останавливались на углах улиц, ведущих к дому Клинкта Большая чаша. Одни негромко беседовали, вероятней всего вели богословский спор, другие перебирали четки и молились, третьи благосклонно рассматривали прохожих, соображая, не надо ли кому-то из них помочь. Вполне возможно, что под просторными серыми балахонами у монахов имелись боевые дубины, но это никого не беспокоило. В свободном городе Геликсе, каждый имел право находится там, где он желает, и носить с собой то, что ему нравится. Даже если это несколько противоречило указам бургомистра. Главное - не поддаваться соблазнам ереси.

Отец Кресск, в сопровождении двух братьев, как и он, высоких и широкоплечих, проследовал к жилищу Клинктов, внимательно приглядываясь к тому, как расположились группы монахов, в точности ли они выполняют его приказ. По добродушному лицу отца коменданта каждый мог убедиться, что тот доволен порядком в славном городе Геликсе, доволен его жителями и размышляет о том, какое бы доброе дело совершить. Хотя, вполне возможно, что сам отец Кресск думал в это время совершенно о другом.

Шкатулку нес Колченогий Битюг. Она была завернута в большую серую тряпку, и никто из встречных не догадывался, какую драгоценность, на виду у всех, они несли по улицам. Хриплый Блез, опустив голову, уныло перебирал ногами слева от Битюга. Туз - так же уныло тащился справа. Все трое молчали. О чем говорить? Машшаррам! В шкатулке находилось самое настоящее Счастье. Она стоила тысячи и тысячи монет. На эти монеты можно шикарно и беззаботно бездельничать, играть в кости, плевать в потолок и разводить золотых рыбок. До конца своей жизни. И купить все, что тебе захочется. А они должны отдать это Счастье скупым и нахальным гномам. Жадным кузнецам и рудокопам, которые даже не сообразят, какое Счастье им привалило. Гномы засунут Счастье в какую-нибудь сырую пещеру и, по-прежнему, будут набивать мозоли в своих забоях и кузницах.

Бесси-Летти отказалась от Счастья. Непонятно почему. Но разве женщину кто-то может понять. А спорить с Бесси не станешь, об этом и мысли ни у кого из них появиться не могло. Поэтому шли к гномам. Медленно, нехотя, но шли.

Больше всех, наверно, переживал Туз. Не могла его деятельная натура согласиться с тем, что Мультифрит придется отдать. И пока они шли, Туз мучительно думал, как бы и Мультифрит оставить себе, и Бесси не рассердить. Правильно делал, что думал. Потому что, все-таки, пришла ему в голову хорошая мысль. Можно даже сказать - очень хорошая мысль. Шаррам! Мудрая мысль! Не иначе, сам, дважды рожденный, святой драконоборец Фестоний подсказал. Туз всегда относился к святому Фестонию с уважением и, от каждой кражи, десятую часть, вырученных за добычу монет, отдавал в Святую Обитель. Оказывается, не напрасно. Теперь надо было эту мысль прокачать, и выдать спутникам. Шаррам, машшаррам! Пока они не добрались до гномов, пока шкатулка с ними.

"Они же тупые, шаррам!
– размышлял Туз.
– Не поймешь кто хуже. Битюг, тот вообще не думает. Головой он дерется. У него в голове мозгов нет, одна кость. А Хриплый смотрит на Бесси, как на святую. Шаррам! Бесси велела!.. Бесси велела, так он на край света эту шкатулку потащит. А что нам Бесси? Машшаррам! Ну, не захотела Бесси Мультифрит взять. Не нужен он ей. Шаррам! Гордая она. Умная! А мы не гордые, и не умные. Глупые мы. И по глупости своей вполне можем Мультифрит у себя оставить. Машшаррам! Это и козе понятно".