Она вскинула брови:

– Асексуал?

– Да...

– Полный? – уточнила она.

Я вздохнул и развел руками:

– Умеренный. Я, честно говоря, ни на одну крайность то ли не способен, то не решаюсь... Колеблюсь, как говорили раньше, вместе с генеральной линией партии, а за пределы колебнуться – духа не хватает.

Она сказала сочувствующе:

– Что вы казнитесь, все люди такие. Значит, уверены, что, если останусь, мы не поссоримся?

– Уверен, – выдохнул я, – мне так здорово с вами, что даже не думаю про обязательное совокупление. И вроде бы надо, а то черт-те что подумаете... ну, что импотент или гомосек! С другими по накатанной, но с вами... чувствую себя так, будто вся кровь собралась в мозгу да еще в сердце, а для гениталий ни капли.

Она чуть улыбнулась, продолжая рассматривать меня с удивлением, словно двухголовую зебру.

– Спасибо.

– Нет, – сказал я испуганно, – вы только не подумайте...

– Перестаньте, – сказала она мягко, – напротив, вы мне польстили.

– Правда?

– Правда.

– Фух... Так вы останетесь?

Она долго рассматривала своими серыми внимательными глазищами. В глазах на миг мелькнула тень сомнения, я задержал дыхание, наконец она сказала все так же мягко, но с незнакомой ноткой:

– Извините, Вячеслав, но что касается секса... Вы мне нравитесь, потому полежу, раздвинув ноги, чтобы получили все, что вам хочется, хоть и асексуал. Если, конечно, ваши запросы не слишком... Могу постоять на четвереньках. Но сама, извините, не считаю нужным имитировать оргазмы. Мне это ни к чему. Я достаточно самостоятельная женщина, от мужчин мне ничего не надо.

Я воскликнул горячо:

– Да ради всего святого! Я ничего не жду! И сам не полезу, вы для меня слишком божественная святость... или святая божественность... уф, даже слов таких не найду... вы для меня настолько святое, что даже не представляю, как бы я осмелился пихать в вас пенис... Ложитесь вот здесь, кровать у меня удобная, а я лягу на диван. Зато сможем переговариваться!

Она вышла на кухню, я слышал, как говорила очень тихо по мобильнику, родители должны знать, что задерживается до утра. Я деликатно перебежал на цыпочках в спальню и быстро-быстро убрал с кровати всякие необходимые для жизни холостяка вещи, которые сейчас будут лишними.

По последней моде в моей квартире всего две двери: внешняя, что из коридора, и еще одна – в туалет. Кровать в спальне, диван в гостиной, но напротив дверного проема, так что, когда лег на диван и укрылся пледом до подбородка, в полумраке спальни проступила половинка кровати.

Обычно сплю голым, но на этот раз лег в трусах, вдруг придется вставать, это чтоб ничего не подумала.

Габриэлла пришла из ванной, влажно шлепая босыми ногами, я смутно видел ее силуэт. Мягко вздохнула постель, в красноватом свете ночника мелькнуло взметнувшееся одеяло. Прошло несколько мгновений, я слышал тихий голос:

– Роскошная постель. Чувствую, сон будет хорошим... Спокойной ночи!

– И вам, – ответил я. – Хороших снов!

– Спасибо... Пусть вам приснятся звезды. И ваши любимые туманности. И нейтронные звезды...

– Нейтронные, – сказал я, – не надо.

– Почему? Ах да, тяготение...

– Вот-вот. Стоит мне только представить, во что я превратился бы... сразу кровь застывает.

В темноте послышался легкий смешок.

– У вас живое воображение. К несчастью, у меня тоже.

– Это плохо?

– Чаще всего – даже очень плохо. Жизнь надо принимать проще, так все говорят, а я не могу проще... хочу, и не могу. Не получается почему-то. Как только пробую расслабиться, сразу тысяча разных мыслей... Извините, очень непонятно говорю, сама себя плохо понимаю.

Я вздохнул:

– Я понимаю очень хорошо. У самого те же проблемы, но я научился расслабляться. Только от этого еще хуже.

– Хуже?

– Да.

– Почему?

– Когда, – сказал я медленно и ощутил, что начинаю путаться, – заставляю себя расслабиться, то как будто не приобретаю что-то... хотя на самом деле приобретаю, даже понятно что, а как будто теряю... и то, что теряю, намного крупнее и ценнее даже, чем то, что приобретаю... Видите, вот кто говорит непонятно!

В темноте послышался ответный вздох.

– Да... но что-то улавливаю... Слушайте, Вячеслав, идите сюда. В конце концов, это ваша кровать. Это вы меня впустили под одеяло, а не я вас.

Я поднялся, снимая осторожно плед.

– Вы... уверены?

– Через комнату разговаривать не так удобно, – объяснила она. – А здесь можно говорить даже шепотом.

– Да, – согласился я торопливо, – наши разговоры не совсем... для трибуны.

– И мне так показалось.

И не для постели тоже, мелькнула мысль, но я смолчал, тихонько подошел и лег с самого краешка. Габриэлла замерла, вытянувшись, на другом краю, а между нами можно положить раскормленного слона. Я старался двигаться помедленнее, чтобы не напугать и не дать возможности истолковать мои движения как-то иначе.