— Все еще?

— Все еще, — подтвердил Рафаил очень серьезно.

— Но я все делаю по-своему, — заявил Адам. — И буду делать!

— Это твое право, — ответил Рафаил мягко. — Но если вдруг увидишь в чем-то правоту Творца, ты в любом случае будешь настаивать на своем, даже если впереди увидишь пропасть?

Адам проворчал:

— Не знаю. Но пока что я очень зол. И обижен!

Рафаил улыбнулся мягко, как он всегда делал, закрылся огромными крыльями так, что верхняя пара спрятала лицо, вторая — грудь, а третья — ноги, и тут же исчез, не оставив после себя даже движения воздуха.

После его исчезновения Адам спросил недружелюбно:

— Когда Ты давал запрет, почему не рассказал: почему? Зачем? Почему просто запретил и — все?

Ответ с небес донесся незамедлительно, словно Творец только и ждал слова Адама, однако Адам уловил в строгом голосе и великую печаль:

— Скоро поймешь…

Адам стиснул челюсти, однако смолчал, ощутив, что Творца снова нет в этом мире, а кричать в небо и грозить кулаком — это похоже на тявкающую собачонку.

К нему со всех ног мчался маленький Каин, в крохотных ладошках, сложенных ковшиком, что-то копошится. Каин несся, не разбирая дороги, спешил, пока добыча не вырвалась на свободу.

— Отец, — закричал он еще издали, — а ты каких жучков любишь ловить?

За ним несся Авель, не такой крепкий, зато быстроногий, тоже закричал изо всех сил:

— Зелененьких! Зелененьких он любит! Правда, отец?

— Красных, — возразил Каин. Он подбежал и раздвинул ладошки. — Правда, отец? Смотри, какой он красивый… И усики у красных длиннее и толще!

Адам погладил обоих по головам, приласкал, но промолчал, а они, тут же забыв, что отец ничего не объяснил, ринулись снова ловить жучков и строить им домики из щепочек.

Не так ли спрашивал и я Творца, мелькнула у него в голове горькая мысль. Теперь понимаю, что когда Господь раскаялся, что создал человека на земле, это не то, что раскаялся бы я, потому что приписывать Создателю свои чувства глуповато как-то. Творец, чтобы ему, Адаму, было легче общаться, принимал в саду облик человеческий, а так, конечно, теперь понятно, что у Него нет лица, рук, ног и даже голоса, а общается с ним совсем иначе. Творец опускается до таких низин, чтобы он, Адам, хоть как-то мог уловить, что именно хочет Господь, но даже так очень трудно и почти невозможно на человеческом языке выразить то, что говорил ему Господь. И так ли он понимал?

Как Он тогда объяснял ему терпеливо, что Он очень старательно подбирал пропорции справедливости и милосердия для этого мира, чтобы сглаживали крайности друг друга, уравновешивали и создавали гармонию!

Как будто чувствовал, что им предстоит… Или знал? И старался как-то подготовить, объяснить, что будет и как это будущее надо воспринимать…

Адам покрутил головой, стряхивая несвойственные ему сомнения и колебания. Если в целом мире и существует гармония, хотя он не уверен, то в отдельных местах всегда больше либо справедливости, либо милосердия. А иногда даже слишком много.

Вон Каин весь как будто из справедливости, в то время как Авель — сплошное милосердие! И непонятно, что лучше.

Сегодня, воспитывая Каина и Авеля, Адам сказал резко:

— Этого делать нельзя!

— Почему? — спросил Каин.

— Просто нельзя! — отрубил Адам. — Мальчики так не делают!

— Почему? — спросил Каин.

Адам молча повернул его и толкнул в спину.

— Беги играй. Но помни о запрете.

Каин исчез, и почти в то же мгновение Адам ощутил присутствие необыкновенно огромного, что заполнило собой весь мир. Могучий Голос, который потряс бы всю Вселенную, но был слышен только Адаму, произнес:

— Теперь ты понял насчет запретов?

Адам встрепенулся:

— Что?

— Почему не стал объяснять все Каину?

Адам ответил рассерженно:

— Потому что ребенку такое еще не объяснишь. Но запрещать так поступать уже нужно…

— Не объяснишь?

Адаму почудилась издевка, он сказал резко:

— Да!

— Ты ничего не перепутал? Подумай. Вспомни.

Адам сжал кулаки, но, когда хотел уже закричать, чтобы Творец не лез к ним, перед глазами промелькнуло воспоминание, он поперхнулся уже срывающимися с языка словами, закашлялся, а потом спросил недоверчиво:

— Что… с нами было тоже… так?

— Да, Адам, — ответил Голос. — Я мог бы, конечно, то, что вам нельзя, спрятать так, чтобы вы никогда не наткнулись… кстати, оно так и спрятано, но это не воспитание! Воспитание, когда ребенок понимает… нет, понимание ни при чем, а сознательно что-то делает, а что-то не делает, вовсе не потому, что ему так хочется! А потому, что так надо. Ты вот с чего начал? «Мальчики так не делают!», «Девочки так не делают!» И — ничего не объясняешь. Просто запрещаешь некоторые вещи. С младенчества обуздываешь животное начало в человеке, возвышаешь духовное.