Его трясло. Нет, это Шон О'Нил вырос там. А теперь он Джон Коллинз.

— Вы побледнели как бумага, — сказал Макбейн. — Так я могу идти?

Но Шон уже не слышал его.

По утрам уроки по точным и гуманитарным наукам, потом уроки фехтования, уроки танцев и этикета. После обеда верховая езда. Их было пятеро, все молоды, хороши собой, сильные, умные, знатные и немного надменные. И там была Эль.

— Коллинз!

Он снова очутился в Корке и осознал, что все еще прижимает Макбейна к стене. Он позволил себе впустить воспоминания о том прошлом, которое больше ему не принадлежало. Он отпустил Макбейна и облизал пересохшие губы. Пора возвращаться в дом сапожника.

— Там… будет свадьба?

— Да, очень важное событие.

Шон закрыл глаза. Он не должен был думать о тепле, семье и безопасности. Слишком поздно.

У него был родной брат, жена брата и племянница, мать, отчим и трое сводных братьев и еще Эль. Стоит приоткрыть ворота для прошлого, как воспоминания хлынут, и их не остановить. Тогда невозможно будет покинуть свою страну. Его поймают и повесят. Но родные лица, слегка размытые, уже вставали в воображении. Брат — капитан королевского флота, отчим — влиятельный граф, элегантная мать, три сводных брата и девочка с двумя косами, худенькая, длинноногая.

Он отступил от Макбейна, по его лицу заструился пот. Макбейн обиженно одернул на себе сюртук и снова озабоченно взглянул на Шона:

— Как вы себя чувствуете?

Макбейн упомянул о невесте.

— Кто… выходит замуж?

Макбейн снова удивился.

— Элеонора де Уоррен. Вы знаете семью?

Эль стояла на пороге его комнаты в Аскитоне, волосы забраны в одну косу, одетая в одну из его рубашек и бриджи Клиффа.

— Что ты так долго возишься? — нетерпеливо спросила она. — Мы едем на пикник. Ты обещал, что мы поедем на утес Долана. Все готово, и собаки ждут.

Он пытался вспомнить, сколько ей лет. Это было перед ее первым сезоном в Лондоне. Тринадцать, четырнадцать. И она была высокой и худенькой.

— Леди не врываются в комнату джентльмена, Эль.

Он стоял с голой грудью перед зеркалом и теперь потянулся за рубашкой.

— Но ты ведь не джентльмен, верно? — Она ухмыльнулась.

Он спокойно застегивал пуговицы на рубашке.

— Нет, это ты — не леди.

— И слава богу!

Он пытался сдержать смех.

— Не упоминай имя Господа всуе.

— Почему? Ты поступаешь хуже — бранишься, когда сердишься. Мужчинам разрешено говорить бранные слова, а леди должны лишь вилять бедрами при ходьбе и носить дурацкий корсет.

Он оглядел ее худую фигурку.

— Ты никогда не станешь носить корсет.

— И очень хорошо! — Но по ее лицу было заметно, что она расстроилась. Она прошла в комнату и села на его неубранную постель. — Я стараюсь больше есть. Съедаю по два десерта, но толку мало. Я расту и расту вверх и скоро буду как башня.

Теперь он не сдержал смеха.

Она рассердилась и бросила в него подушку.

— Эль, есть вещи похуже. Ты однажды поправишься, вот увидишь. — Хотя он не мог ее представить в другом виде.

Она слезла с кровати.

— Ты говоришь, чтобы меня утешить. Говорил еще два года назад, что я перестану расти.

— Я хочу, чтобы ты успокоилась. Давай с тобой договоримся: если обгонишь меня сегодня и первой прискачешь к скале Рока, останешься здесь еще на день.

Глаза у нее загорелись.

— Правда?

— Конечно, а тот, кто будет последним, сегодня поедет домой.

Она с криком выскочила за дверь и понеслась по ступенькам вниз. И когда он, смеясь, садился на коня, она уже скакала далеко впереди.

Весь дрожа, он отвернулся от Макбейна. Надо скорее уезжать. Сколько ей сейчас? В последний раз он видел ее, когда ей было восемнадцать. И возникло видение — маленькая фигурка у ворот дома, в белом, и он знал, что она плачет.

Обещай, что вернешься ко мне.

Он горел теперь как в лихорадке и с трудом дышал.

— За кого она выходит. Она влюблена?

— Да что с вами? Вы ее знаете?

Наконец Шон опомнился. Но он должен знать.

— За кого она выходит?

— Сын графа — Питер Синклер, — удивленно ответил он.

Он не мог поверить — она выходит за англичанина!

— Проклятый брит!

— Но он знатен, богат и, говорят, красив, и они прекрасная пара. Моя жена говорила, что Синклер влюблен по уши и она тоже счастлива. Послушайте, Коллинз, я вижу, вы расстроены. Но еще больше расстроитесь, если патруль найдет вас здесь, на улице. И вам надо затаиться в своем укрытии до рейса.