Потом он протиснулся в узкое отверстие, доламывая телом остатки земляной полосы, окружавшей забор гетто. А когда выполз, то в свете луны обнаружил стоящего напротив него Вадика Калиновского. Вадик стоял с карабином наперевес и, открыв от изумления рот, смотрел на перепачканного землей Марика.

«Ну, вот и все! — обреченно подумал Марик. — Конец. Надо же, как глупо. И чтобы именно эта скотина меня сейчас поймала. Значит, все. Жалко». А вслух сказал:

— Что уставился, Калиновский? Хочешь меня убить, как Анку Ружанскую убил? Давай. Вперед, фашистская твоя морда.

— Я ее не убивал. — Вадик по-прежнему держал винтовку наперевес. — А ты бежишь, что ли?

— Нет, что ты! Я просто отправился погулять, подышать свежим воздухом. Знаете, пан Калиновский, что-то не спится. — Марик вдруг ощутил, что рука его по-прежнему держит старый и ржавый садовый совок. А вдруг?.. Чего ему терять-то?

— Интересно, а ты меня сможешь сам убить или побежишь за подмогой? — Марик пошел на Вадика, стараясь смотреть прямо на него. В темноте особо было не разобрать, так, силуэт, да еще и от голода он совсем плохо видел в темноте, но из Майн Рида помнил, что противнику нужно смотреть в глаза. Тогда ты сможешь предупредить его действия. — Ну, Калиновский, давай!

Вадик поднял карабин повыше. Ствол ходил ходуном.

— Что, сука? Не можешь выстрелить в старого школьного товарища?

— Уходи, Мешков, — пробормотал Вадик. — Я не скажу никому.

— Конечно, не скажешь. Сейчас не скажешь. Потом сообщишь и утром со своими свиноедами отправишься меня искать, потому что далеко мне не уйти, да? И тогда меня пристрелит кто-то другой, а ты останешься чистеньким интеллигентным Вадиком Калиновским, который любил играть в шахматы. Вот только сейчас, Вадичка, я тебе устрою мат и ад.

Ствол карабина уперся Марику в грудь. Вадик стоял совсем близко. «Интересно, выстрелит или нет», — равнодушно подумал Марик и взялся рукой за ствол. Не выстрелил. Тогда он резко рванул винтовку к себе. Вадик безвольно отпустил ее, а Марик другой рукой со всей силы ткнул его лезвием совка в лицо, не глядя, куда пришелся удар. Под рукой что-то хрустнуло, Вадик странно хрюкнул и упал навзничь. Марик выбросил совок, перехватил карабин и подошел к нему. Лицо Калиновского было залито черным.

— Не надо, Мешков! — прохрипел он. — Не надо! Я же ничего не сделал! Я же вам помогал! За что? Я ж вам мед принес, помнишь?!

— Я не люблю сладкое, — сказал Марик и, подняв приклад повыше, со всего размаху опустил его на черное лицо Вадика Калиновского.

Потом закинул ремень карабина на плечо и быстро зашагал в сторону леса. Он ничего не чувствовал.

— Ой, Наташа, кошмар какой! — Марина смотрела на «подругу», раскрыв рот, с несчастным выражением лица.

— Наташа у нас мастер, — сказал я. — Она иногда так рассказывает, что никакого кина не надо.

— Да, — подтвердил Анатолий. — История сильная. Круто. И действительно, прямо как в кино. А что потом с Мариком стало? Он отомстил?

— Нет, — Наташка стряхнула пепел, постучав по сигаретке наманикюренным длинным пальчиком. — Он до конца оккупации провоевал в партизанах, тех полицаев так и не нашел. Его даже собирались наградить медалью «Партизану Отечественной войны», но он связался с сионистами, уехал в Палестину и представление, понятное дело, отложили. А в начале мая 1948 года его убили при штурме Латруна.

— Ну вот, — огорчилась Марина.

— Ты не представляешь, каково мне было! — пробормотала Наташа.

Вечером, когда пришла яхта, мы загрузились и пошли по Средиземному морю к морю Адриатическому. Вообще Средиземное море — интересная штука. Это куча разных морей, разных по виду и даже на вкус: вода в них разной солености, а всё вместе — одно Средиземное. Я не очень любил морские купания именно из-за этой соли, которая разводами застывала, а потом ссыпалась с тебя, что твой песок. А вот идти по морю на яхте — здорово. Тем более что внизу, в каютах, работает кондиционер, а в ящике-холодильнике нежатся во льду пивные бутылки. Плохо ли?

Особенно хорошо было ночью, когда вокруг стояла непроницаемая чернота и только в свете носового фонаря бурлила вода, рассекаемая на полном ходу. Взяв бутылку, я уселся на носу, потягивал холодное пивко, смотрел в черноту, и впервые за много месяцев мне было просто хорошо.

— Не помешаю? — сзади неслышно подошла Марина.

— Да ты что, — засуетился я. — Нет конечно!

Она села рядом со мной, поплотней закутавшись в кофту.

— Пива хочешь?

— Не, холодно… А вообще, давай!