Шрифт:
Олег с трудом поднял взор кверху, успел увидеть, как в синеве вырастает нечто темное, зажмурился, услышал совсем рядом глухой удар о землю. Таргитай охнул, Олег поспешно поднял веки.
Перед ними бился пронзенный стрелой крупный молодой селезень. Изумрудная с переливами голова бессильно волочилась по траве, а крылья еще пробовали подбрасывать тело, с каждым разом замирая сильнее.
Таргитай сказал печально:
— Зачем ты его так... Хотя бы утку, они все дуры. А этот такой красивый!
— Да ладно, — буркнул Мрак. — Ты ж видишь, с какой высоты брякнулся! Все равно бы убился.
Таргитай задрал голову, долго всматривался в небо, тяжело вздохнул:
— Ну тогда ладно... Я сам ощипаю.
Мрак передразнил с отвращением:
— Ощипаю! Видать, ты с нами как сыр в масле.
Даже Олег с осуждением покачал головой: когда же дударь успел разбаловаться, разнежиться. И пока пристыженный бог разжигал костер, Мрак по-мужски закатал утку целиком с перьями в глину, бросил тяжелый шар в пламя, предварительно выдрав железными пальцами из бедной птахи, что все равно бы убилась, кишки, и забросил далеко в кусты. Там сразу зашуршало и зачавкало.
— Вот что главное, — сказал Мрак наставительно. — Уметь увидеть вовремя, прицелиться, пустить стрелу точно в цель!
Олег сказал мирно:
— Да иногда случается и проще. Как-то, помню, иду мимо кустов, а там: фю-фю-фю... фю-фю-фю-фю... фю-фю-фю-фю... Я метнул туда камень, смотрю: лису пришиб!
Мрак кивнул:
— Такое случается. Я как-то иду, слышу из кустов: хорх-хорх... фрю... фрю-фрю... зю-зю-зю... хорх-хорх... хрясь, фрю-фрю, я прицелился, сделал поправку на ветер, на ширину куста... и — стрела кабану прямо в сердце!
Таргитай жадно смотрел на каменный шар, что разогрелся, уже пошел пар от высыхающей глины.
— А я иду, слышу в кустах: фрю-фрю... хрясь-хрясь, тю-тю-тю...мня-мня-мня...чавк-чавк-чавк... фю-фю-фю-фю-фю-фю...шмя-шмя-шмя...шмя-шмя-шмя... шмя-шмя-шмя-шмя-шмя-шмя... э-э-э... о чем это я?
Мрак толстым прутиком с рогулькой зацепил тяжелый каменный шар, красный, ноздреватый, как полная луна, выкатил из костра. Таргитай, роняя слюни, взял секиру и легонько стукнул. Мрак поморщился, дурак позорит боевое оружие, но смолчал, а каменный шар с сухим треском развалился на части. Мощным запахом сочного печеного мяса толкнуло, как крупом коня-тяжеловоза. Таргитай захлебнулся, ибо запах сшибал с ног, ни капли не потерялось, пока утка пеклась в темнице.
Между каменных лепестков нежно-белая пахнущая тушка, соблазнительно голая, пузырилась множеством капелек сока. Перья торчали из глины, влипнув и прикипев, когда глина высохла и окаменела. Тушка бесстыдно расставила белые голые ноги, ляжки толстые, сочные, под ними блестит от вытекающего сока.
Мрак с довольным урчанием разломил тушку на три части, две ловко швырнул Олегу и Таргитаю, сам тут же вгрызся острыми волчьими зубами в пахнущую, истекающую соком мякоть.
Олег перебрасывал свою долю из ладони в ладонь, а Таргитай и вовсе с воплем выронил, обжегши пальцы. Мрак посмеивался, посоветовал:
— Во-о-он там за деревом ручеек! Можешь остудить, заодно и помоешься.
Таргитай недоверчиво посмотрел на одинокое дряблое дерево:
— Да какой там может быть ручей?
— Мелкий, — объяснил Мрак, — но глубокий. Я однажды в таком вот такую щуку поймал!
Он отмерил на руке едва ли не до плеча. Таргитай посмотрел, усомнился:
— Брешешь! Таких волосатых щук не бывает.
Некоторое время слышался только непрерывный треск молодых косточек на крепких зубах. Сожрали почти целиком, если что и выплюнули, то разве что прилипшее к мясу перышко.
Таргитай еще жевал, когда Мрак поднялся, уже отдохнувший, злой, с нетерпеливо перекатывающимися под гладкой кожей тяжелыми шарами мускулов. Как секира оказалась в его длинной жилистой лапе, никто не заметил, как и сам Мрак, она сама стремилась юркнуть в широкую шероховатую ладонь, но на этот раз Мрак вбросил ее в ременную петлю небрежно, не глядя. Его коричневые глаза смотрели поверх голов, одна с волосами цвета заката солнца, другая — поспевшей пшеницы.
— Дымком пахнет...
— Пожар? — предположил Олег.
— Нет, запах стряпни тоже... Тарх, мы пошли.
Таргитай на ходу запихивал в пасть остатки селезневой лапы, закашлялся, но никто даже не постучал по спине. Оба друга становились все серьезнее, напряженнее, а предчувствие беды накрыло Таргитая с головой, как холодная морская волна.
Драгоценное Перо, из-за которого столько раз получали по морде, пришлось подобрать ему, друзья о нем словно забыли.
На выходе из Долины миновали дубовую рощу, обогнули крохотное озеро, спугнув стадо диких свиней, потом дорогу загородил еще гаек, но легкий, весь из молодых березок, просматривающийся насквозь.