— Ну-ну, и что же непонятно?

Колоксай воскликнул с мукой в голосе:

— Но как же тогда смогу... полную подвигов? Какие же подвиги, если я неуязвим!.. И как моя жизнь окажется короткой, если суждено умереть только от старости?

Олег подумал, спросил медленно:

— Ты неуязвим только от мечей, стрел, дротиков? Или и от яда, болезней, горных обвалов?

Видно было, как Колоксай побледнел, плечи его зябко передернулись.

— Ты прав, лучше бы не был... А то завалит горным обвалом, и мне там лежать до самой старости? Страдая от голода и жажды?

Олег оглянулся, стены града скрылись за виднокраем. Позади качались вершинки темных сосен, лес смыкался за их спинами.

— Не пора ли тебе возвращаться?

— Не знаю, — ответил Колоксай.

Олег посмотрел искоса:

— Разве? Мне показалось, что такой могучий правитель все на свете знает и умеет.

Колоксай сказал с неудовольствием:

— Готов браться за все — это не то же самое, что знать и уметь. Мне надо все уметь, вот и...

Олег стиснул челюсти. Горькую правду говорил звероватый Мрак, что миром двигают не те, кто знает и умеет, а те, кто берутся двигать, пока мудрые да умеющие сидят на печи да сопят в тряпочку.

— Так что же ты хочешь?

— Возьми меня с собой, — предложил Колоксай неожиданно.

Олег отшатнулся, даже соступил на обочину:

— Что?

— Возьми, — повторил Колоксай уже совсем не царским голосом. — Тебе понадобится в твоем пути могучий защитник.

Олег все еще в изумлении качал головой:

— Мне — да, но что это даст тебе? Чтобы царь сопровождал странствующего волхва? Что скажут твои подданные?

Колоксай отмахнулся:

— У меня мудрые воеводы. И многоопытные советники.

— Ты им что-нибудь сказал?

— Немного.

— Что?

— Если не вернусь к вечеру, то отправляюсь с тобой. Дело в том, что наш волхв зрел в ночи хвостатую звезду, что указывала на север. А утром солнце встало рогатое! Это примета, что нас посетило нечто необыкновенное. Но никто ничего не заметил, тогда я решил, что необыкновенность может прийти с тобой. И уйти тоже.

Олег покачал головой:

— Впервые слышу, чтобы царь вот так оставил трон и пошел странствовать.

— Брешешь, — не поверил Колоксай. — Даже я слышал такие истории. С царями это как раз часто. Правда, царей как пруд пруди, в каждом селе царь или король. Мне больше нравится зваться князем.

— Но князья не уходят.

Колоксай нехотя согласился:

— Ладно, тогда я царь. За меня остался Миротверд. Он и так правил осторожно и мудро, а я был не столько царем или князем, как главным воеводой. Всегда на полях битв, на кордонах... Он не растеряет царство! А я познаю нечто новое, что недоступно царю.

Когда вошли под густую тень деревьев, Олег определил самый высокий дуб, направился прямо через кустарник, вскоре перешагнул через родничок, что выбивался из-под корней дуба-исполина.

За спиной трещали ветви, тяжело гупало. Это проламывались Колоксай с его гордым конем.

Олег сел, привалившись спиной к дубу. От воды веяло живительной прохладой. Неспешно зачерпнул ладонью, смочил лицо, лоб, лишь затем напился. Колоксай в нерешительности потоптался рядом, конь уже принялся объедать сочные верхушки орешника.

— Ты угадал правильно, — сказал Олег так, словно разговор и не прерывался. — Ты ведь почти бессмертен... по крайней мере, в бою. Так зачем тебе дети?

Колоксай несколько мгновений смотрел в упор на мудреца, который выглядел едва ли старше его самого, если бы не мудрые усталые глаза. Эти глаза изменились, когда могучая длань правителя метнулась к уху. Рывок, и Колоксай протянул забрызганную каплями крови золотую серьгу.

— Теперь у меня дети будут?

— Теперь природа обязана дать тебе детей, — сказал Олег тихо. Горло сжала незримая рука, он почти прошептал: — Ты такой молодой... Ты так страстно хочешь иметь детей?

— Да! — почти выкрикнул Колоксай.

— Не понимаю, — ответил Олег.

— Ты мудрец, и не понимаешь?

— Не понимаю, — признался Олег. — А ты?

Колоксай все еще держал на ладони серьгу. По шее от уха побежала тоненькая струйка крови.

— Я не волхв, мне понимать нечего. А такие вещи, как честь, слава, отвага, — не понимаются, а чувствуются!

— Да-да, — согласился Олег. — Ты прав.

— А дети, — продолжал Колоксай горячо, — это как... как... даже не знаю... как дубы, что роняют желуди каждый год в надежде, что вырастет молодой дубняк, как дождь, что падает на сухую землю, и та сразу становится зеленой, как ветер, без которого мир умрет...

— Да-да, — повторил Олег. — Мне это понять трудно.

Он принял серьгу, повертел в пальцах. Теперь странные силуэты в камешке различались лучше, но все же надо будет рассмотреть при ярком солнечном свете, когда лучи пронижут насквозь.