Впервые на русском — самый ошеломляющий дебют в современной британской литературе, самая трогательная и бескомпромиссно оригинальная книга нового века. В этом романе находят отзвуки и недавнего бестселлера Эммы Донохью «Комната» из «букеровского» шорт-листа, и такой нестареющей классики, как «Убить пересмешника» Харпер Ли, и даже «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Но с кем бы Грейс Макклин ни сравнивали, ее ни с кем не спутаешь.
Итак, познакомьтесь с Джудит Макферсон. Ей десять лет. Она живет с отцом. Отец работает на заводе, а в свободное от работы время проповедует, с помощью Джудит, истинную веру: настали Последние Дни, скоро Армагеддон, и спасутся не все. В комнате у Джудит есть другой мир, сделанный из вещей, которые больше никому не нужны; с потолка на коротких веревочках свисают планеты и звезды, на веревочках подлиннее — Солнце и Луна, на самых длинных — облака и самолеты. Это самая прекрасная земля на свете, текущая молоком и медом, краса всех земель. Но в школе над Джудит издеваются, и однажды она устраивает в своей Красе Земель снегопад; а проснувшись утром, видит, что все вокруг и вправду замело и школа закрыта. Постепенно Джудит уверяется, что может творить чудеса; это подтверждает и звучащий в Красе Земель голос. Но каждое новое чудо не решает проблемы, а порождает новые…
Книга 1
ОРУДИЕ ГОСПОДА
Пустая комната
В начале была пустая комната, кусочек пространства, кусочек света, кусочек времени.
Я сказала: «Да будут поля» — и сотворила их из салфеток, ковра, коричневого драпа и фетра. И сотворила реки из гофрированной бумаги, продуктовой пленки и блестящей фольги и горы из папье-маше и древесной коры. И посмотрела я на поля, посмотрела на реки, посмотрела на горы и увидела, что это хорошо.
Я сказала: «Теперь пусть будет свет» — и сотворила солнце из проволочной клетки, с которой снизу свисали бусины, а еще сотворила полумесяц и яркие звезды, а на самом краю света сотворила из зеркала море, в котором отражались небо, лодки и птицы и земля (там, где они соприкасались). И посмотрела я на солнце, посмотрела на месяц, посмотрела на море и увидела, что это хорошо.
Я сказала: «Ну а дома?» И сотворила дом из пучка сена, и еще один из выдолбленного древесного ствола, и еще один из тюбика из-под ирисок, и положила туда удочку и парус, и определила место для одеяла, зубной щетки и стакана и для плиты, и подняла парус на мачте (которая на деле была ручкой от швабры), и пустила кораблик в плаванье по морю (то есть по зеркалу).
Я сотворила дома из коробок от шоколадных конфет: одна выемка стала спальней, а другая, круглая, — гостиной. Я сотворила дома из спичечного коробка, и из птичьего гнезда, и из горохового стручка, и из ракушки. И посмотрела на дома и увидела, что это хорошо.
Я сказала: «А еще здесь нужны животные» — и сотворила птиц из бумаги, и кроликов из пряжи, и собак с кошками из фетра. А еще я сотворила меховых медведей, полосатых леопардов и чешуйчатых огнедышащих драконов. Сотворила блестящих рыб и крабов в твердом панцире и еще птиц на тоненькой проволоке.
А в конце я сказала: «Нам нужны люди» — и вылепила лица и руки, губы, зубы и языки. Нарядила их, надела им парики и дохнула им в легкие.
И посмотрела я на людей, и посмотрела на животных, и посмотрела на всю эту землю. И увидела: вот, хорошо весьма.
Земля с воздуха
Если посмотреть на Землю с земли, окажется, что она просто огромная. Встаньте на землю — хоть вот здесь, на школьной площадке, нагнитесь, опустите голову пониже, будто рассматриваете что-то совсем крошечное, и окажется, что она еще больше. Вокруг на многие мили бетона, а вверху на многие мили неба, а между ними на многие мили совсем ничего. Мальчишки играют в футбол и выглядят великанами, мяч — планетой, девчонки, прыгающие через скакалку, — деревьями, которые сами себя вырывают с корнем, и с каждым оборотом скакалки земля сотрясается. А вот если взглянуть с неба, мальчишки, девчонки, мяч и скакалка покажутся меньше мошек.
Я смотрю на мальчишек и девчонок. Я всех их знаю по именам, но я с ними не разговариваю. Если меня замечают, я отворачиваюсь. Рядом с моим ботинком лежит фантик, я его подбираю. Из него можно сделать клумбу, или радугу, или корону. Кладу фантик в мешок и иду дальше.
Сквозь бетон прорастают сорняки. Возле углов зданий они так и проталкиваются наружу, тянутся к свету. Некоторые я вырываю, кладу вместе с землей в жестяной стаканчик, где когда-то лежали шоколадные конфеты, в тюбик, где когда-то лежали леденцы. Их потом можно посадить заново, и они станут дубами и араукариями, буками и пальмами. Подбираю из лужи шнурок.
— Он будет шлангом, — говорю я. — Или ручейком. Или питоном. А может, лианой.
И мне хорошо, потому что через несколько часов я вернусь к себе в комнату и буду творить дальше.
А потом я вдруг начинаю падать, земля мчится навстречу, гравий впивается в коленки. Надо мной стоит мальчик. Высокий. С толстой шеей. Голубые глаза, белая кожа, нос как поросячий пятачок. Рыжеватые волосы, светлые ресницы, на лбу прилизанная прядка. Хотя я не уверена, что кто-то захочет его лизать, даже, например, овцы, которые лижут все, включая собственные носы. С ним еще двое. Один из них забирает у меня мешок. Переворачивает: фантики, шнурок и пластмассовые крышки разлетаются по ветру. Тот, с соломенными волосами, поднимает меня на ноги. Говорит:
— Что будем с ней делать?
— Повесим на заборе.
— Стянем трусы.
Мальчик с рыжеватыми волосами улыбается. Потом говорит:
— Видела когда-нибудь унитаз изнутри, крыса?
Раздается звонок, все, кто был на площадке, срываются с мест и бегут к двойной двери. Мальчик с рыжеватыми волосами говорит:
— Блин. — А потом говорит мне: — Ладно, в понедельник разберемся.
Толкает меня и убегает вместе с остальными.
Отбежав немного, он оборачивается. Глаза у него осоловелые, будто он смотрит сон и этот сон ему очень нравится. Он проводит пальцем по горлу и со смехом несется дальше.
Я закрываю глаза и прислоняюсь к мусорному бачку. Потом открываю их снова, счищаю гравий с коленок, плюю на них. Крепко сжимаю по краям, чтобы не так щипало. А потом иду к школьному зданию. Мне грустно, потому что теперь не будет никаких клумб, ручейков и дубов. Но хуже всего то, что в понедельник Нил Льюис окунет меня головой в унитаз, и если я при этом умру, кто меня-то создаст заново?
Звонок смолк, на площадке пусто. Небо опускается ниже. Похоже, будет дождь. Потом невесть откуда налетает порыв ветра. Он поднимает мне волосы, раздувает пальто, тащит меня вперед. А вокруг, шурша, шелестя и подпрыгивая, летят фантики, бумажки, крышки и шнурок.