И вот по городу поползли слухи: Лука и Амана на рассвете сидели рядышком на мосту. Лука и Амана устроились в таверне голова к голове и что-то обсуждали, склонившись над листком бумаги.

То, что они любили друг друга, не подлежало сомнению. Однако суть этой любви была далеко не так проста, как казалось людям. Лука наконец-то нашел благодарного человека, искренне восхищавшегося его музыкой и готового слушать любую песнь, сочиненную им. Кроме того, Амана любила поэзию, умную беседу и знала во всем этом толк. Ей вообще не чужды были те тонкие материи, о которых Лука и думать забыл, пытаясь найти общий язык с музыкантами своей группы. Амане сразу пришлась по сердцу интеллектуальная направленность устремлений Луки, а идею странствий с гуслями, которую он лелеял уже давно и все надеялся когда-нибудь воплотить в жизнь, она и вовсе нашла на редкость привлекательной. Проблема, однако же, была в том, что Амана с детства вбила себе в голову, что не желает иметь никаких близких отношений с мужчинами. Лука, в свою очередь, не делал ни малейшей попытки убедить девушку, что подобная участь совсем не для нее. К тому же он и сам давно уже понял, что не желает иметь с женщинами ничего общего. Итак, Амана была решительно настроена жить и умереть девственницей, а Лука наконец-то догадался, почему его так возбуждает вид обнаженных юношей, в жаркий день ныряющих в реку, но сделать последний шаг все же не решался. Такое стало бы для него окончательным провалом, узнай об этом люди. Мир, окружающий его, и так казался ему слишком враждебным. Все же мне хочется надеяться — несмотря на то что впоследствии Лука прямо-таки бесчеловечно обошелся с женой тигра, — что он сумел обрести хотя бы несколько крупиц счастья в те дни и ночи, о которых никогда никому не рассказывал.

Целый год росла и крепла его дружба с Аманой. Их объединял интерес к музыке и философии, а также весьма оживленные, хотя и довольно бессмысленные споры о поэзии и истории. В теплые тихие вечера эту парочку частенько можно было застать на мосту в стороне от старых музыкальных групп. Лука пел и играл, прижимая к животу гусли. Амана, устроившись рядом на стуле со сломанной спинкой, ему подпевала, и голосок ее как бы придавал его песням дополнительный, особенно глубокий смысл. По отдельности ни он, ни она, пожалуй, не смогли бы так увлечь слушателей, но вместе их голоса сливались в негромкую и удивительно прекрасную песнь, в которой была заключена некая странная печаль, казавшаяся удивительно притягательной даже самым отъявленным оптимистам. Короче, Лука и Амана стали привлекать к себе многочисленных почитателей, соперничать с другими, куда более веселыми музыкантами, которые вовсю соревновались на мосту и старались превзойти друг друга в громкости исполнения, пользуясь традиционными притопами и прихлопами.

В общем, Лука с помощью Аманы стал вдруг довольно быстро продвигаться по тому пути, который избрал для себя много лет назад. У него было уже немало собственных песен, порой он сочинял их внезапно, прямо там, на мосту, и некоторые юные гусляры стали подражать ему. Увы, денег, чтобы перебраться в столицу, ему по-прежнему не хватало. Даже при их избытке он ни за что не бросил бы здесь Аману, а попросить ее руки не мог. Что, собственно, предложил бы ей Лука взамен той благополучной жизни, которую она вела в отцовском доме? Примерно в то же время в Сароборе появился бородатый ученый по имени Вук, который, судя по слухам, лет десять уже странствовал по городам и весям, собирая и записывая разные песни и истории.

— Да он же просто чужую музыку ворует! — говорили Луке знакомые музыканты, не желавшие с этим Вуком даже разговаривать. — Если к тебе подойдет, ты сразу его ко всем чертям посылай.

Но Вуку удалось-таки однажды загнать Луку в угол — как-то вечерком, в таверне — и рассказать ему о музыкальной школе, недавно созданной в столице. Стремясь заработать популярность среди жителей страны, руководство этой школы при поддержке правительства основало некую программу, согласно которой любой традиционный музыкант из провинции мог получить небольшое денежное вознаграждение, если согласится записать на грампластинку какую-то свою песню. Вук сказал, что Лука, на его взгляд, мог бы стать отличным исполнителем народных песен Саробора. Он хотел бы представить Луку и его очаровательную юную спутницу школьному совету, хотя это и было бы неким нарушением традиции, согласно которой женщины обычно на гуслях не играют.

В начале весны Лука впервые услышал по радио собственную песню. Это событие, подкрепленное горячими речами Вука, вновь пробудило в его душе мечты о славе певца и композитора. Однако он так и не придумал, как сделать возможным их с Аманой окончательный переезд в столицу и чем оправдать его. Решение пришло неожиданно, примерно неделю спустя. Лука получил письмо от своей младшей сестры, которая писала, что недавно вышла замуж за сына владельца автомобильного завода в Берлине. Она также весьма мягко и осторожно сообщила, что мать их умерла, а отец чувствует себя очень одиноким и беспомощным. Собственно, сестра намекала, что ему надо бы вернуться в Галину, поскольку никого больше из их семьи в живых не осталось. Самый старший брат умер прошлой зимой от пневмонии, двое из тех четверых, что пошли служить в кайзеровскую армию, погибли уже давно, еще один был убит в драке из-за женщины на пороге таверны, находившейся неподалеку от их деревни. О последнем, пятом брате никто ничего не знал, но люди говорили, что много лет назад он влюбился в цыганку и уехал вместе с нею во Францию. Сестра писала, что отец находится на пороге смерти и теперь только ему, Луке, решать, захочет ли он возглавить семью, сохранить славную фамилию и продолжить род, постаравшись забыть ужасный случай с быком и все то, что так омрачало его жизнь в юные годы. «Хорошо бы ты вернулся с женой, — не преминула заметить сестра. — С женщиной доброго нрава, которая родит тебе много-много детишек».

Лука, все эти годы старавшийся отрешиться от своего прошлого, вдруг обнаружил, что только и думает о возможности вернуться в Галину, хотя бы по чисто стратегическим причинам. Он прекрасно понимал, что отец стар, разбит горем и долго не проживет. Даже если Лука и вернется, все равно никакой любви или привязанности между ними не возникнет. Впрочем, ему требовалось вовсе не это, а наследство, которое, сложись их жизнь иначе, было бы разделено между шестью братьями, но теперь достанется ему одному.

Он рассуждал, что сейчас вполне можно пожертвовать двумя-тремя годами, потихоньку совершенствовать в Галине свое песенное искусство и дожидаться, пока старик помрет. Зато потом Луке удастся полностью обеспечить свое будущее за счет немалого имущества и сбережений Корчула, который причинил ему столько горя. Возможность воспользоваться отцовским богатством и ее реальность сводили Луку с ума.

Несколько дней он провел в одиночестве, ни с кем даже не разговаривая. Потом вдруг вскочил среди ночи, бросился к дому Аманы, взобрался по решетке для винограда в ее комнату и предложил ей свою руку и сердце.

— Я знала, конечно, что ты немного сумасшедший, — сказала она, садясь в постели. — Но как-то не думала, что такой дурак.

Тогда он объяснил ей все. Рассказал о богатстве отца, о том, что с распростертыми объятиями будет принят на столичном радио, где вроде бы только и ждут его песен. Лука пообещал ей, что они непременно споют их вместе, потому что он не представляет себе, как сможет дальше жить без нее.

Под конец Лука сказал:

— Амана, все эти годы мы были добрыми друзьями. — Он стоял на коленях возле ее постели, но тут рывком поднялся и присел на покрывало с нею рядом. — Все равно ведь отец заставит тебя раньше или позже выйти замуж. Так, может, пусть лучше твоим мужем стану я, а не какой-то чужак, который непременно возьмет тебя силой? Обещаю не прикасаться к тебе. Я буду просто любить тебя до самой смерти так же, как обожаю теперь. Ни один другой мужчина, который войдет в эту комнату и попросит твоей руки, такого обещания никогда не даст, отлично понимая, что не сможет сдержать его.