Шрифт:
— Рекс, — крикнул он, — мы сразу к передовым отрядам или... продолжим свадьбу?
Фарамунд вздрогнул. Громыхало прав, ему надо думать об обороне захваченных рубежей, о подавлении мятежей, о налогах, о закупке оружия, о выделке шкур для кожаных лат, но его череп распирает от мыслей о Брунгильде, которая сверкает в середине отряда, как редкая драгоценность в перстне. Перед глазами вместо крепостных стен, на которые взбираются его люди, всплывает ее белое лицо с негодующими глазами, а вместо воинского клича слышит ее гневный голос.
Опомнившись, он слышал теперь и конский топот, и перезвон удил, и скрип седел. Громыхало все еще смотрел в ожидании ответа. Рот его начал открываться, глаза стали крупные как у рака.
— Задумался, — ответил Фарамунд с неловкостью. — Конечно же, завезем Брунгильду, а потом к войскам... Как только зима пройдет, продолжим двигаться на юг. А то и раньше...
Громыхало некоторое время ехал молча, посапывал. Кони обнюхивались на ходу, над головой проплывали покрученные узловатые ветки.
— С повозкой бы тут намучались, — сказал Громыхало неожиданно. — То, что тебе Брунгильду удалось уговорить ехать верхом...
— Уговорить? — буркнул Фарамунд. — Она настояла, что поедет верхом!
— Неужели? — изумился Громыхало. — Удивительная женщина! Ее сестра... пусть ей место будет по правую руку их бога, коней побаивалась. А эта скачет так, что все рты разевают! Воины ее уже полюбили.
Фарамунд отмахнулся, сердце заволокла печаль при одном упоминании имени Лютеции. Но и стало приятно, что воины любят Брунгильду, что восхищаются ею не потому, что она его жена, даже не за божественную красоту, что понятно, а вот за эту неприхотливость, за умение легко переносить тяготы пути.
А то и не замечать их вовсе.
Когда выехали из леса, открылось бескрайнее море клубящегося тумана. Из этого моря вдали поднималась высокая каменная стена. Крыши Римбурга плыли через туман, разрезая белесые клубы, как корабли разрезают волны. Земля, не скрепленная корнями деревьев, расползалась под конскими копытами. Ноги скользили, всадники вскрикивали, ругались.
Странно было видеть плывущих, как лебеди по озеру, всадников с торчащими впереди конскими головами, ниже туман съедал все. Часто тот или другой конь оступался, из белесого месива выплескивалась бурая грязь. Фарамунд уже не отряхивался, город близок.
В крепостные ворота они с Брунгильдой въехали стремя в стремя. А на центральной площади перед дворцом префекта их встретила челядь, Брунгильду встретили ликующими воплями. Громыхало ревниво выругался, на хозяина внимания почти не обращают!
Фарамунд соскочил с коня, протянул руки к Брунгильде. Он поймал тот миг, когда она попыталась сойти сама, подхватил, невольно замер, держа почти на вытянутых руках, но все еще не опуская на землю. Ноздрей коснулся нежный запах, чистый, словно ветер донес запах горных цветов. Она невольно ухватилась за его плечи. Их глаза встретились, он с трудом оторвал взгляд от ее чистого лица, золотых локонов, выбившихся из-под капюшона, медленно опустил ее на землю.
Брунгильда кивнула одному из слуг:
— И ты здесь, Регулий?.. Рада тебя видеть. Ты и здесь смотришь за лошадьми?
— Точно, — ответил слуга. Он расплылся в широкой улыбке, показав щербатые зубы. — Здесь хорошие кони... Я одну лошадку тут для вас уже присмотрел... Огонь, а не конь!
Брунгильда так мило улыбнулась этому старому пню, как никогда не улыбалась Фарамунду.
Подошел Громыхало, его глаза проследили, как Брунгильда легко пошла по мраморным ступенькам, ведомая слугой.
— Ее сразу приняли как хозяйку, — сказал он с удивлением. — Что-то в ней есть!..
— Наверное, — пробормотал Фарамунд. — Злая только слишком...
— Злая? — удивился Громыхало. — Да она — ангел! Все в нее сразу влюбились!.. Правда, это ангел с зубками... Ха-ха! Недаром и прозвище — Белозубая...
— Она свои зубки пускает в ход слишком часто, — сказал Фарамунд. — Ладно, ветер с севера, вот-вот снег пойдет так, что завалит все дороги. Но сейчас, пока земля подсохла, нам можно вернуться к передним войскам.
Громыхало удивился:
— Ты не собираешься перезимовать здесь? С молодой женой?
— Как у нас с запасами? — спросил Фарамунд, игнорируя вопрос. — Теперь все не так просто. Уже не пограбишь, вокруг свои. Если мяса мало, пошли людей в лес. Когда подъезжали к бургу, спугнули стадо свиней голов в полсотни! А вчера нам дорогу перешло стадо оленей в двадцать голов. Рыбу можно ловить круглый год...
Громыхало покачал головой:
— Всего хватает. Потратиться, правда, пришлось... Не понимаю, зачем было платить, если можно отнять? Но платили, как ты и приказал.