Более того, со лба опускается широкая пластина из закаленной стали, защищая нос. Открыты только глаза и подбородок, но вот этот широкий ремень, что свисает со шлема, судя по всему, охватывает как раз подбородок, так что шлем не сбить с головы умелым ударом. А сам ремень широк и покрыт металлическими пластинками, что наползают одна на другую как чешуйки крупной рыбы...

— Это еще не все, — сказал благоговейно Вехульд. Он вытащил из сундука и подал Фарамунду блистающий панцирь.

Сердце Фарамунда часто-часто стучало. Он не верил, что такое чудо могут выковать руки человека. Панцирь из двух половин, но застежки настолько малы, что в зазор не просунуть и лезвие ножа. И хотя обе половинки панциря покрыты золотом, что сейчас под солнечным лучом засверкало просто нестерпимо, Фарамунд чувствовал под позолотой несокрушимую прочность закаленного железа.

Хозяин крепости был могучим воином, панцирь по его фигуре мощно вздут на груди, верхняя часть широка, укрывая плечи, на груди и даже на плечах умело выдавлены фигуры невиданных зверей. Правда, зверей, невиданных здесь, а в других землях, наверное, есть эти крылатые кони, девы с рыбьими хвостами и птицы с девичьими ликами...

Сердце его застучало, заныло в тоске. Он здесь, а чудеса где-то вдали, без него. Где-то принцессы смотрят из высоких каменных башен, отважные воины сражают огромных чудовищ, поражают толпы врагов сверкающими мечами... И только одно дивное чудо из тех сказочных стран, принцесса Лютеция, каким-то образом здесь, на земле... А он, Фарамунд, явился в мир, чтобы служить ей, чистой и единственной!

Остальные сундуки заполнены цветными тряпками, дорогими одеждами. На некоторых он усмотрел замытые пятна крови. Только в последнем ларе обнаружились еще железные пластины, что крепятся на руки, и такие же — только побольше, закрывающие голени ног. Ремни уже потерлись, явно служили не один год... а то и не один десяток лет, но кузнецы Лаурса заменят, уже имели дело с вещами великой империи...

Во дворе Громыхало гулким голосом раздавал распоряжения челяди. Здоровяк явно наслаждался властью над теми, кто совсем недавно посматривал на него, вчерашнего палача, свысока.

— А, Фарамунд, — поприветствовал он. — Что будем делать с бургом?

— Бургом? — переспросил Фарамунд.

Громыхало с небрежностью отмахнулся.

— Бург, сите, гард, град — какая разница? Все зовут по-разному. Это просто укрепление, где можно держать оборону. Крепость. Лучше всего ставить на руинах римского городка — там много камней и каменных глыб. Странно, вроде бы каменоломен близко нет... Но римляне — это такие жуки, с другого конца света приволокут!

Фарамунд указал на самый высокий дом:

— Я расположусь в покоях Лаурса. Пришли ко мне кого-нибудь, кто знает римлян. Хочу больше узнать о них. И вообще...

— Что «вообще»?

— Вообще о нас. О мире.

Ему принесли таз с горячей водой, он плескался, смывал пот и слюни, отдирал струпья засохшей крови. Испуганные челядины стояли у дверей.

На лавке сидел, тряся седой головой, восьмидесятилетний Арнелиус, самый старый обитатель бурга. В юности он начинал мастером по золотым украшениям, но такой работы у бедных франков не водилось, потому в бурге у Лаурса склепывал более нужное: кольчуги, металлические рубашки.

Сейчас он то и дело заводил речь о временах своей молодости, когда все важные вопросы решались только на общем тинге. Все свободнорожденные приходили, и никто не смел перебить даже самого ничтожного, если он не проявил себя раньше трусом и не был с позором изгнан. И никогда конунг не смел сказать слова против общего мнения племени...

Фарамунд слушал жадно, но вскоре злость стала подниматься и захлестывать голову, как волны прибоя захлестывают берег.

Затаенный страх, с которым он очнулся в лесу, не исчез со временем, а разросся. Не зная даже своего имени, выясняя на ощупь, что он умеет, довыяснялся, что теперь у него сотня головорезов и этот хорошо укрепленный бург... Но что с ними делать?

А старик забывает, о чем говорил, возвращается, снова начинает рассказывать то, что уже рассказывал, сам не понимая, что жизнь племени резко изменилась. Это видно даже ему, Фарамунду, видно по обрывкам разговоров, по тревожным слухам, по испуганным лицам людей, у которых вдруг зашатался под ногами привычным мир.

Племена начинают объединяться, а объединения перерастают в племенные союзы. А когда в таком союзе несколько сот тысяч человек, а живут на огромных территориях, то собрать всех свободнорожденных немыслимо. Разве что перед отправкой огромного войска на войну?

Ага, сам конунг, что правит племенем, проживает в такой же специально сооруженной крепостице, бурге. В бурге кроме него всегда часть его дружины... Но сейчас конунгу, понятно, не до разбойников, промышляющих на его землях. Племя франков медленно движется на юг, захватывая земли Галлии. Местные племена, тихие как мыши, сопротивления почти не оказывают. Бой дают обычно только римские гарнизоны, в которых самих римлян не осталось, а только римские федераты из самих же франков или галлов, но и то, если пришельцы пытаются взять гарнизоны штурмом. Но обычно, завоевание земель Галлии идет почти мирно...