Шрифт:
– Интеллект – светильник, а инстинкты – масло?
– Увы, так.
Мрак ворчал, хмурился. Олег с силой хлопнул ладонью по столу. Зеленые глаза смотрели на свои пальцы с отвращением, словно это была безобразная трехпалая лапа с зелеными перепонками. Мрак поднялся и заходил со злостью по комнате. Олег следил за ним украдкой из-под приспущенных век.
– Ладно, – сказал Мрак со злостью. – Ты прав, мне такое легче. Хотя я не знаю, как смогу таскать свою задницу. Хоть твоя и шире – понятно, ты же умный, – но и моя… гм… тяжеловата.
– Надо торопиться, Мрак.
– Я тебя когда-нибудь прибью, – пообещал Мрак.
– За что?
– За прописные истины.
В дверях кухни мелькнуло оранжевое платье, Ирма несла перед собой, сильно откинувшись назад, огромный поднос. Мрак сказал сварливо:
– Ты чего такая ленивая? Там же есть столик на колесах.
– А вы стол изгрызете? – ответила Ирма весело, не подозревая, что недалека от истины. – Нет уж, начните с жареного гуся.
– Спасибо, – сказал Мрак. – У-у-у-у, запах, с ума сойти можно!.. А это что? Куропатки? Такие мелкие?.. А еще будут?
Ирма цвела, бледные щеки раскраснелись. Сейчас она ничем не отличалась от Каролинки, такая же чистенькая, светлая, уже раскрывающаяся, как бутон, для завтрашнего дня, а вчерашние страхи постепенно уходят, как бледнеют и забываются кошмарные сны…
Когда вышла с пустым подносом, Олег сказал с облегчением:
– Я вижу, ты понимаешь проблему.
– Какую?
– Что надо оставаться человеком, – объяснил Олег. – Несмотря на все наши способности, нам надо есть человеческую еду, читать человеческие книги, жить человеческой жизнью.
Мрак с наслаждением разорвал гуся пополам. Пахнуло жарким паром, Мрак ругнулся и отдернул пальцы. Из кратера в брюхе гуся бил одуряющий аромат, сладкий сок потек по коричнево-оранжевой корочке. Мрак поспешно содрал шкуру с лапы, захрустело, он сунул ее в пасть и замычал от наслаждения.
– М-м-м-м… Надо, Олег, надо!.. Трудно вот такое есть, ты прав, но надо… Ты воздержись, не мучайся, я тут управлюсь сам. Потружусь за двоих. Приму муки, так сказать, за други своя…
Олег смотрел подозрительно, потом вздохнул с явным облегчением:
– Я рад, что ты… держишься.
– Держусь, – заверил Мрак. – Трудно, но – держусь. Жру эту вот человеческую еду, глаза б ее не видели, живу человеческой жизнью… еще одну служанку взять, что ли, чтоб с задницей – во!.. Да нет, от шкафа еще шажок, такую… Только вот с человеческими книгами будет трудно… гм… Я и раньше как-то больше в ящик смотрел, чем буковки разбирал. По ящику клоуны, закачаешься!
Олег слушал его невнятное мычание, ибо Мрак с гусем обращался, как падающий Тунгусский метеорит с сибирской тайгой. Олег слышал треск, рык, Мрак рвал обжигающее пальцы мясо, поспешно слизывал текущий до локтей сок, кости трещали под крепкими зубами, там костный мозг, морда оборотня расплывается в таком неземном наслаждении, словно теорему Ферма решил.
– Я рад, – повторил Олег. – Честно. У тебя не будет соблазна. По крайней мере, соблазна такой мощи.
Он вздрогнул, побледнел, торопливо вытер испарину со лба. Мрак удивился, пробурчал с набитым ртом:
– Что, в самом деле было… непросто?
– Я же говорю, – ответил Олег серым голосом, – я в самом деле попробовал… Но, к счастью, не ринулся сразу…
– Ты осторожный, – похвалил Мрак.
– Да ладно, говори сразу – трусливый. Я не обижусь. Но эта трусость меня берегла… Так вот я вчера еще разок попробовал отключать эти самые ненужные руки-ноги, почки-печень… Зачем они такому орлу, как я?.. И вот тут меня… меня…
– Тряхнуло?
– Нет… хуже, Мрак, хуже. Намного хуже.
– Ого!
– Мрак, мне с каждым отключением становилось все больше и больше все до лампочки. Понимаешь, эдакое холодное равнодушие. Еще немного, и мне стало бы совсем без разницы: живу я или нет. И вот тут я испугался по-настоящему…
Он говорил, его трясло, а Мрак сочувствующе кивал. Да, Олег испугался по-настоящему. Он всегда пугался по-настоящему, он всегда всего пугался, из-за чего наперед придумывал, как всего избежать, как предостеречься, как обезвредить все возможные ловушки, и потому ухитрился идти по жизни, почти не прищемив пальчика. Ну, почти, почти… При их жизни это можно назвать «не прищемив пальчика».
– И что теперь? – спросил он. – Все по-старому? Ножками-ножками? Как в старое доброе время? С секирой в руках?
Олег покачал головой. В зеленых глазах по-прежнему трепетал огонек ужаса, но челюсти медленно сжались, под кожей выступили рифленые желваки.
– Я всегда шел вперед, – прошептал он, – стремился только вперед, в будущее… Жилы рвал, приближал, строил, ломал и снова строил… И вот теперь отказаться?.. Нет, Мрак, ты же меня знаешь. Я буду плакать от страха, но поползу вперед. Весь буду трястись от ужаса, умолять вернуться, но нечто во мне поползет, обламывая ногти, вперед… И я тоже поползу с этим нечто.