Тем не менее, г-н де Брео не смеялся. Четырем танцующим сильванам не удавалось вывести его из созерцательного состояния. Вместо того чтобы следить за их играми, он продолжал наблюдать г-жу де Блион. Вид ее давал его мыслям совсем особое направление и пробуждал сладострастные наклонности. Конечно, упоительность вердюронских празднеств в течение трех дней, когда г-н и г-жа де Преньелэ ничего не жалели для увеселения гостей, содействовала, такому состоянию духа. Привлекательное местоположение и благоприятная погода дополняли удовольствие от пребывания в замке Вердюрон. Хотя жар был сильный, но не казался чрезмерным, и прохлада ночей доставляла отдохновение после дневного зноя. Г-жа Преньелэ так умело распределила занятия дневных и ночных часов, что чередование это не оставляло желать ничего лучшего. Ужины устраивались всегда в разных частях сада, один раз даже в итальянском гроте из раковин, обширном и причудливо украшенном подводными диковинами всякого рода. Было отведено время и для бесед, наряду с игрою в кегли и скачками на призы. Даже и в этот вечер после балета должен был быть фейерверк в знак окончания развлечений, которые сопровождались полным успехом и удачей. Положим, каждый старался изо всех сил, как г-н Конджери, так и г-н Флоро де Беркайэ. Пиротехник Конджери был маленьким смуглым человеком, приехавшим из Милана. Целый день можно было видеть, как он в круглой шляпе, с ленточными бантами на плечах перебегал с места на место с зажигательной палкой в руке, поправляя колеса, пристраивая ракеты и прочие затеи. Между тем г-н Флоро де Беркайэ, сочинивший балет сильванов, хлопотал, все время отирая лоб, чтобы танцы и выходы были хорошо разучены; из-под сдвинутого парика видна была рыжая щетина, она же выступала, несмотря на бритье, у него на щеках, и у него всегда из подмышек при движении пахло козлом, что всего ощутительнее было для него самого.

Г-н де Брео продолжал смотреть на г-жу де Блион, которая стояла в серебряном платье посреди четырех маскированных сильванов на фоне освещенной зелени. Не без некоторого волнения он думал, что от тяжелого костюма и от движения при танцах, несмотря на то что все происходило на открытом воздухе, ей должно быть жарко под облачением нимфы, кожа у нее влажна и все тело вспотело. Пот, вероятно, каплями выступил по всем местам, струится по спине и между грудями, и мокрое белье плотно прилипает к телу. И г-н де Брео внезапно представил себе г-жу де Блион совершенно голой, будто серебряное платье вдруг сделалось прозрачным, как вода фонтана. Он видел мысленно длинные ноги, крепкие ляжки, широкие бедра, нежный живот, полную грудь, белейшую кожу, и все это так отчетливо и правдоподобно, будто он касается теплого, разморенного тела, так что он даже открыл рот, чтобы лучше вдыхать чувственный и здоровый запах.

Однако он не различал его от других запахов, которыми была наполнена ночь. Чад плошек и восковых факелов смешивался в воздухе с мускусом и амброй, исходившими от женских платьев. Мужчины также не отказывались от пользования пудрой и саше. Теплые волны всего этого доходили до обоняния г-на де Брео вместе с тонким духом листьев, цветов и помятой травы, в которых он тщетно старался найти тот запах, который им овладел при мысли об обнаженном и влажном теле г-жи де Блион, стоявшей в своем серебряном наряде водяной нимфы между аркадами из зелени, среди четырех маскированных и рогатых сатиров, что танцевали вокруг нее под звуки скрипок и гобоев.

Г-н де Брео продолжал следить прощальным взглядом за г-жой де Блион, которая теперь удалялась в сопровождении пастухов, уводя с собою окованных сильванов, как вдруг глубокий вздох совсем около него заставил его обернуться. Вздыхавший таким образом был человек хорошего роста, с лицом сангвиника, в высоком черном парике. У него были густые брови, большой рот, толстые губы и круглый подбородок. Вся его фигура была тяжеловесной и плотной. Он встретился взглядом с г-ном де Брео. Одно и то же желанье волновало этих двух людей, но у последнего оно выражалось в плотоядной гримасе, пылающих щеках, трясущемся подбородке так откровенно, что г-ну де Брео сделалось не по себе, особенно когда толстяк грубо толкнул его, покидая свое место, что в данную минуту делала вся публика, в том числе и г-н де Брео вместе со своим соседом, чьи мысли он случайно прочел, но фамилии которого он не знал.

Между тем он знал по фамилии многих лиц из общества, собранного маркизою де Преньелэ в замке Вердюрон. Г-жа де Преньелэ удалялась туда не столько для пользования чистым воздухом, сколько для того, чтобы дать случай своим друзьям доказать, что из любви к ней они готовы преодолевать грубую мостовую дорог, так как, чтобы попасть к ней, нужно было несколько верст сделать в экипаже. Г-жа де Преньелэ была женщиной достаточно остроумной, чтобы стоило перед нею показать ум, и считалось хорошим тоном пользоваться у нее репутацией умника. Однако не этого добивался старый маршал де Серпьер, сгорбленную спину и трясущийся затылок которого г-н Де Брео видел в двух шагах от себя. Вне военного времени, где маршал де Серпьер наводил на все местности страх тем, что всюду его сопровождал целый ряд фургонов, куда он без разбору сваливал все, что находил для себя подходящим, он мало чем выделялся, если не считать старомодного платья и привычки везде плевать — не только на пол, на землю, но в воздух, на ковры, куда попало, рискуя попасть прямо в лицо человеку. Г-жа де Преньелэ переносила этот недостаток маршала, имея в виду его влияние при дворе. Так что за г-ном маршалом очень ухаживали, и он вместе с князем де Тюином был самым видным лицом в компании. Г-н князь де Тюин, младший сын г-на герцога де Монкорнэ, был молод и красив. Падкий до женщин, он любил, чтобы они сдавались быстро, и еще быстрее бросая их. Несмотря на опасную репутацию в любовных делах, он обладая большим очарованием, благодаря приятной своей внешности и уму. Ум у него был злой, и он пользовался им без зазрения совести, присоединяя жестокие выпады к своим изменам, для которых он находил оправдание в тайных несовершенствах, какие можно найти у любой красавицы, когда перестаешь верить, что лучше ее никого не может быть. Г-жа де Преньелэ тем охотнее прощала этот недостаток г-ну князю де Тюину, что она была уже не в тех летах, чтобы он мог причинить ей какие-либо неудобства. Ей оставалось только удовольствие выслушивать, как князь де Тюин злословит о тех, которые по возрасту могли давать пищу его насмешкам и которым он таким манером отплачивал за их уступчивость.

Помимо князя де Тюина и маршала де Серпьера, г-н де Брео мог бы назвать по фамилиям целый ряд дворян, сановников и финансистов, как, например, г-на президента де Нарлэ, г-на де Кадоавиля и знаменитого г-на Эрбу, партизана [3] , нисколько не уступавшего другим в вежливости и обращении. Достаточно знал он и женщин. Не все были ровеснцами г-жи де Преньелэ или г-жи Шеверю, матери г-жи де Блион, на пополневшем и довольном лице которой видны были еще остатки красоты, уже не ищущей побед, но от прошлых сохранившей тот оттенок благодушной веселости, которая украшает женщин, переставших быть молодыми, но в своей юности хорошо знавших любовь. Если г-жи де Преньелэ и де Шеверю отказались от любви, то г-жа де Гализ де Водр и многие другие легко могли ее внушить, равно как и г-жа де Сиркур, которая не стеснялась отвечать на чувства г-на де Сен-Жермона по отношению к ней. Г-да де Фразен и де Риго подчеркивали свое презрение к женщинам и разговаривали об этом вполголоса между собою, жеманясь. Г-н де Брео отошел от них и снова встретился с господином, только что бывшим его соседом. Толстяк, окруженный группой людей, жестикулировал. Фамилия г-жи де Блион донеслась до слуха г-на де Брео. Он охотно присоединился бы к похвалам, расточаемым по ее адресу, но те, которыми он хотел бы ее наградить, были не совсем удобны для произнесения вслух, так что он оставил при себе открытия, сделанные им сквозь серебряное платье нимфы, и то, какою она предстала ему на мгновенье, дозволяя видеть свои сокровеннейшие прелести и самое строение своей красоты.

В таких размышлениях он шел следом за компанией до того места, куда привел их маркиз де Преньелэ и откуда лучше всего можно было любоваться фейерверком, только что зажженным г-ном Конджери из Милана. Это была терраса с балюстрадой перед замком. Все заняли места, чтобы удобнее наслаждаться огненным зрелищем, долженствующим ознаменовать собою конец празднества. Впрочем, самые неутомимые могли еще танцевать под звуки скрипок всю ночь до утра, меж тем как остальные отправились бы немного отдохнуть; многие должны были с раннего утра засесть в кареты, чтобы поспеть в Париж, покуда солнечный жар не сделался слишком сильным. Они, конечно, не преминут распространить по городу новость, что г-н и г-жа де Преньелэ сумели в течение трех дней подряд в замке Вердюрон доставить развлечение, помещение и угощение больше чем шестидесяти персонам, из которых многие были весьма имениты, и все это было так благоустроено, что каждый получил то, чего хотел, у всех была отдельная кровать и отдельная комната, исключая некоторых, кого пришлось поместить вместе.

Так, например, г-н де Брео, как только прибыл, был отведен в помещение, где уже находились господа де Фразен и де Риго. Увидя их, г-н де Брео, которому вовсе не улыбалось проводить ночь в такой компании, велел лакею провести его на квартиру г-на Флоро де Беркайэ. Тот принял его как нельзя лучше, хотя для спанья был только матрац на полу, да и то для этого пришлось потревожить молоденькую служанку, которая как раз в эту ночь спала около г-на де Беркайэ, в чем последний очень извинялся перед г-ном де Брео. Г-н де Брео отлично выспался. Положим, главная работа у г-на де Беркайэ с девушкой была уже окончена, так что он разбудил ее только на рассвете для легкого прощанья, скорее деликатного, чем пылкого.