Олекса, самый зоркий, вскрикнул:

– Смотрите!.. Неужели не видите?

Далеко впереди блеснула золотая искорка. Она росла, превратилась в крохотную фигурку желтого коня с человеком на спине. В их сторону и чуть наискось неслась на оранжевом коне женщина с развевающимися волосами. С неба падал страшный красный свет, жутко сверкнула ослепительная молния, женщина повернула голову в их сторону, и у Придона навсегда останется в памяти эта жуткая картина: красивая молодая женщина на бешено скачущем коне, сам конь храпит, пасть разинута в боевом реве, словно это не конь, а дикий зверь, женщина со злобно оскаленным лицом, в одной руке изогнутый меч, блеск лезвия достиг глаз Придона…

Ему даже показалось, что конский хвост, истончаясь, заканчивается змеей с разинутой пастью, но конь и всадница исчезли, только перед глазами все еще стояла эта жутковатая картина.

– Кто это? – спросил он. – Как могут жить в этом.. страхе?

Олекса пожал плечами.

– Вряд ли даже волхвы могут сказать. Никто здесь не бывал. Никто не заходил так далеко. Мы первые!.. Когда-нибудь, если останемся живы…

Тур буркнул:

– Ну вот, завел свою песню… Конечно, останемся! А других уроем.

Вдали показались двое всадников. Они неслись, почти сливаясь с низкими облаками. Что-то странное почудилось Придону, но, когда всадники повернули в их сторону, явно заметив чужаков, Тур прорычал зло:

– Черт… До чего же не люблю кентавров!

– Особенно в открытом поле, – сказал Олекса хмуро. – Смотри, вот тот, что слева, явно сын вождя! На лбу красный камень горит в обруче.

– Камня не вижу, – огрызнулся Тур, – как и самого обруча. Зато слышу, как от него несет вчерашней брагой!

Придон молча взял топор в обе ладони. Топорище Олекса обстругал для него гладкое, даже чересчур гладкое, такое будет скользить, когда покроется кровью, но сейчас хорошо уже тем, что оно есть, а сам топор острее бритвы… Пусть братья бахвалятся, а вот ему, Придону, не дано ни острое зрение, ни острый нюх, а только гордое имя сына Осеннего Ветра и внука Громоверта, которые нельзя опозорить.

– Итания, – прошептал он. – Если умру, то последний вздох – о тебе… Если выживу – все о тебе… Я люблю тебя, Итания!

В небе одобрительно громыхнуло. Сухая земля гремела под твердыми как камень копытами. Кентавры неслись стремительно, Придон изготовился к бою, но в теле появилась предательская слабость. Пеший всегда жертва для всадника, а кентавр в сто раз опаснее – он не управляет конем, он сам же и конь – бьет копытами, сшибает грудью, в то время как могучие руки с высоты вбивают тебя в землю по ноздри.

Кентавры резко и красиво остановились в полуразвороте. Копыта пропахали сухую твердую землю, словно это мягкая почва. Придон с содроганием посматривал на толстые мускулистые ноги, широкие копыта. Конские тела кентавров крупнее, чем у скаковых коней, а человеческие тела не уступают торсу Аснерда, разве что нет складок жира, как на теле воеводы, здесь все сухо, прокалено жаром и зноем, выжжено сухим горячим ветром.

Оба кентавра держали в руках по массивной дубине. Один под взглядом Придона закинул дубину на плечо, у Придона пробежала по спине дрожь при виде груды мышц, что обнажились при этом движении.

Передний кентавр грянул сильным грубым голосом:

– Что за букашки вторглись в наши земли?

Трое молчали, Придон уловил на себе взгляды Олексы и Тура, вспомнил, что он старший, эти двое лишь в помощь, откашлялся и сказал как можно более мирно:

– Мы просто идем через этот край. Мы не собираемся здесь пастись или искать молодых кобылиц.

Кентавр прогремел тем же зычным грубым голосом, вполне человеческим, но в котором слышалось ржание большого сильного жеребца:

– Вы… все умрете!

– Мы это знаем, – ответил Придон. – Все смертны.

– Вы умрете сейчас!

– Возможно, – ответил Придон. – Но возможно, и нет. Кентавр мощно бил в землю копытом. Целые пласты выламывались, будто по земле били тяжелым молотом с острым, как у боевого топора, краем. Грудь кентавра была широка, шире человеческой, а руки – толщиной с бедро человека. – Мы можем убить вас сейчас, – заявил кентавр свирепо. – Но тогда нас убьет вождь, что не дали убить ему.

Разом повернулись, словно связанные одной веревкой, взвилась пыль. В Придона полетел выброшенный копытами ком сухой земли. Кентавры унеслись, быстро превращаясь в золотые точки, пыль поднялась за копытами, укрыла обоих.

Тур озабоченно осматривался. Олекса сбросил мешок и торопливо доставал лук, мотки тетивы.

– Если бы добежать во-о-о-он до тех камней, – проговорил Тур, – у нас был бы шанс… Олекса бросил ему под ноги моток.

– Держи! А то у тебя всегда гнилье.

– У меня гнилье? – обиделся Тур.