Но вот вторгся этот жестокий варвар… Нет, он вторгся намного раньше. Еще когда ее несли в носилках, а она видела привычно склоненные спины, она ощутила потрясение, словно стены теплого уютного мирка с грохотом рухнули, а она оказалась в другом мире – огромном, полном незнакомых запахов, красочном, немыслимо ярком, где струи пронизывающего холодного ветра, где крики птиц и диких зверей… Он стоял, гордый и красивый, смотрел на нее жадно, она уже тогда со страхом поняла, что в ее жизнь вошло нечто небывалое. Она слышала о героях, сама мечтала о них, но ее герои были такие же, как и остальные придворные: хорошо одетые, на высоких каблуках, с приятным запахом, только выше, красивее, сильнее, изысканнее… Но когда она увидела Придона, вдруг ощутила с пронизывающей ясностью, что герой – вот он.

Он и был героем… пока добывал меч. И когда явился в последнюю минуту и спас ее, ее отца и всю Куябу от ужасного Янкерда.

Но почему, почему сейчас ее берут, как овцу, когда она совсем недавно сама бежала за его конем, умоляя не бросать, когда ее сердце чуть не разорвалось от горя, когда все подушки промокли от слез?

Оцепенение прервалось, Придон сделал шаг, еще и еще, остановился перед ней, огромный и сильный, она услышала нежный голос, такой непривычный от такого пропахшего гарью и дымом воина:

– Итания… Сегодня день, ради которого все это началось! Позволь, я поведу тебя…

Она покачала головой:

– Шутишь? Посмотри, во что я одета. Мы вчера сидели здесь до поздней ночи. Потом я заснула… даже не знаю как. Мне, конечно, стыдно…

Он широко усмехнулся:

– Узнаю Блестку. Я тоже, когда бывал чем-то огорчен, бежал к сестричке. А она поговорит, погладит по голове, незаметно засыпаешь светлым долгим сном, а утром просыпаешься свеженьким и радостным.

Она слабо улыбнулась:

– Да, что-то похожее.

– Тогда я проведу тебя к твоим покоям, – сказал он. – Надеюсь, все твои наряды уцелели? Если нет, я велю обобрать все дома в этом городе!

– Нет-нет, – ответила она поспешно. – У меня хватает всего.

Он взял ее за руку, ее узкие пальцы полностью утонули в его широкой ладони, и они вышли, провожаемые заинтересованным взглядом притихшей служанки.

Снизу доносился рев могучих голосов. Придон бережно держал Итанию за руку, они ставили ноги на ступеньки одновременно, он замирал от счастья, победная песня все ближе, громче, наконец при очередном повороте лестницы открылся зал, заставленный длинными столами.

У нее закружилась голова от вида множества крупных сильных мужчин, у артан только такие становятся полководцами и военачальниками, они дружно орали песню, стучали кулаками в такт по столу. Драгоценная посуда подпрыгивала, соскальзывала, к ужасу слуг, на пол, разлеталась дивными брызгами.

Их заметили, заорали громче. Аснерд поднялся с кубком в руке. Довольный, успевший уже перепробовать в подвалах дворца все, что касалось вкусной еды и кумыса, он и сейчас держал в поднятой руке кубок с плакун-травой, в то время как беры и князья союзных земель подняли чаши и чары с вином.

– Пора сказать о славном Придоне и несравненной Итании! – сказал он зычным голосом.

В зале стало несколько тише, его рев был услышан даже за дверью. Военачальники перестали бить кулаками по столу, Итания ощутила на себе десятки, если не сотни, пар внимательных глаз. Придон стиснул зубы, это у всех бывает свадьба как свадьба, но не у него. На других свадьбах счастливы все, как жених с невестой, так и родители, что сумели удачно пристроить детей, а сами породнились, укрепили свою власть, расширили владения, оградили себя от воинственных соседей. Но здесь… артане ликуют, но куявские беры как на похоронах.

Он вскинул руку.

– Веселитесь!.. Сейчас Итания набросит на себя это… как его, свадебный наряд, после чего Вяземайт принесет жертву, вместе с куявскими жрецами испросит благословение богов на долгую и счастливую…

– А когда свадьба? – крикнул кто-то.

– Скоро, – отрубил Придон. – Сразу же, как Итания переоденется.

Итания опустила глаза, в лицо хлынула кровь, обожгла щеки. Она ощутила, как румянец заливает лицо, и уже вся горит, а кончики ушей запылали, как огоньки. Похоже, уже все знают, что она спала на ложе Придона, а сейчас идет в свои покои лишь затем, чтобы переодеться.

Они прошли через зал, слуги поспешно распахивали перед ними двери. Когда оказались перед ее покоями, Придон сам открыл двери, ее сердце невольно затрепетало чаще. Оранжевый свет упал на его могучее сильное тело, она подумала невольно, что вот такое, постоянно открытое ветрам и солнцу, зною и холоду, должно бы выглядеть как старая скала, однако гладкая кожа выглядит чистой, как у ребенка, мышцы упругие, и вообще весь сложен как те статуи, что мастера вытачивают из белого мрамора, добиваясь изображения совершенного мужчины.