– Да, – ответил он, – так принято у воинов. Но кто сказал, что мы будем подчиняться каким-то правилам… которые, возможно, придумали артане? Нет переговорам с теми, кто пришел, как враг, с оружием! Нет снисхождения. Вы все будете убиты. Эй, слушайте меня все!.. Артан в плен не брать. Живых не оставлять, раненых добивать на месте.

Эти страшные слова прозвучали в ночи с жуткой обрекающей силой. Даже артане ощутили их колдовскую мощь, начали тревожно переглядываться. Кони под ними прядали ушами и тревожно фыркали. Ральсвик грохочуще расхохотался, в горах заметалось испуганное эхо.

– Ты говоришь, – сказал он со смехом, – как купец!.. Не знаю, кто ты, но ты не воин. Пленных в таких войнах и так не берут, а раненых добивают. А вот если надо кого-то оставить в живых, то это оговаривают особо. Ладно, ты не захотел со мной говорить за столом – поговоришь на поле боя.

– Поля не обещаю, – ответил Иггельд, – но голову ты сложишь здесь, на камни. Прощай!

Ральсвик захохотал, двое его артан тоже начали улыбаться, на стену бросали пренебрежительные взгляды. Иггельд наблюдал настороженно, как они красиво развернули коней и пропали в полосе темноты, чтобы вскоре появиться в ярко освещенном воинском лагере. Он знал там каждый камешек и мог сказать точно, где остановятся, где расседлают коней, где начнут накапливаться для штурма.

За спиной переговаривались уважительно, отмечали краткость и гордые слова, полные достоинства Это впечатлит артан, они очень чувствительны к гордым речам, таких людей уважают и опасаются. Иггельд делал вид, что не прислушивается и вообще не слышит, смотрел на артанский лагерь, в голове треск и шевеление вспугнутых мыслей, а в грудь заползла громадная холодная змея страха. Он никогда не воевал, не хотел воевать и к воинским забавам страсти не питал, хотя с его ростом и силой все с детства пророчили ему воинские подвиги, боевую славу. Сейчас же сердце сжимается в страхе, надо отвечать за всю Долину, что забита людьми, как наполненный муравейник. Пробил час, которого предпочел бы избежать, не его это дело – воевать, оборонять крепости…

Он вздохнул, посмотрел на соратников. Сейчас обороняет не какие-то крепости, столицы, даже не Долину. Обороняет даже больше, чем целую страну. За его спиной дело жизни – питомник драконов. Другого такого нет на всем белом свете, эго сказал чародей, а он все знает от других чародеев.

– Стражу удвоить, – распорядился он. – Если даже эти безумцы пойдут на приступ, отобьют. Что-то серьезнее – поднимут тревогу. А пока я пошел спать, чего и вам советую.

Апоница сказал с улыбкой:

– Спать – это хорошо… И строже советуешь?

– Я им засну, – пригрозил Иггельд.

Он пошел вниз, а Чудин, Апоница, а также беры и военачальники, что высмеивали за его спиной каждый шаг и каждое слово, остались на стене. Апоница проводил долгим взглядом прямую спину основателя общины, сказал со стыдом:

– А я еще сегодня доказывал ему, что это дурь: держать такую стражу… и вообще охранять ворота!

Один из вельмож, толстый и хмурый, в дорогом панцире, буркнул неприязненно:

– Есть такие пастухи, что рождены для таких дел… Все, что ни брякнут, оказывается верно. Другие умом постигают с трудом, учением долгим и упорным, а этим… прет в руки само!

Второй, тоже в дорогом панцире с позолотой и умело выбитым узором, поправил пурпурный плащ с золотой пряжкой на плече, сказал красивым придворным голосом:

– Увы, дорогой Кадом, вы правы. Нам лучше следовать за ним…

– Пока не отыщется другой вождь, – громыхнул третий, Цвигун, немолодой князь из Прилесья, известный торговлей с Вантитом и древностью рода. – Кто сумеет защищать не только свою крохотную горную Долину, но и всю Куявию!

Апоница косился одним глазом, прислушивался, но в речах знати нет призыва к неповиновению, а пока лишь зависть к человеку безродному и незнатному, что сумел предвидеть так задолго, что скопил в Долине огромные запасы зерна, укрепил стену, по всему верху выставил бочки со смолой, настоял, чтобы поднять туда несметное количество камней, связки стрел, дротиков…

– Это верно, – сказал еще один, высокий молчаливый бер, – защищать Куявию – нужен вождь другого размаха. Но и то, что сделал этот горец, удивительно. Он же один, как я слышал, настаивал на укреплении Долины!.. Если бы не стена такой высоты да не обилие стражи по всему гребню, то артане уже были бы здесь. Взяли бы нас в постелях, как они уже проделывали в других городах.

Цвигун возразил:

– Но как это возможно?

– К городу Свиденец подкрались ночью. Выбрали место, где на городской стене стражи то ли заснули, то ли ушли греться к бабам, быстро забросили веревки с крючьями, забрались, перебили охрану на воротах и распахнули навстречу своей орде…

Кадом зябко передернул плечами.

– Да уж… Тут и стена высока. Крючья не добросишь, и стражей как муравьев на дохлой жабе… Слышали, что он сказал? Удвоить на остаток ночи, а если артане пойдут на приступ, то стража сама отобьется! Он еще и хладнокровен, отправившись спать в такое время.

Цвигун широко зевнул, посмотрел на небо, в сторону артанского лагеря, снова на небо.

– Не думаю, что артане рискнут снова… Последуем же примеру нашего вождя, а он сейчас в самом деле наш вождь, знатен или нет… Нам надо крепить единство, а не грызться за место ближе к знамени. Оставим это до победы.