— Мы хотели бы остаться, — твердо сказала донья Исабель, после чего всех трех женщин удобно устроили на стульях в большом алькове, скрытом позади гобелена, из-за которого они могли все слышать, но не видеть.

— Что происходит, госпожа? — тихо спросила Ракель.

— Я не знаю, — ответила Исабель. — Я сама в замешательстве. Кажется, был суд и даже вынесли приговор, а сейчас мы будем присутствовать при допросе свидетелей. Или я ничего больше не понимаю в этом сумасшедшем мире.

Аббатиса Эликсенда тактично промолчала.

Следующим вошел лекарь Исаак, тяжело опираясь на Юсуфа. Как только ночью улицы несколько стихли, его отнесли домой в паланкине. У него кружилась голова, он вымотался, каждая частичка его тела нестерпимо болела. И лишь дома он позволил себе расслабиться. Ракель и ее мать обернули его горячими тканями, пропитанными заживляющими солями, смазали его ушибы арникой и успокоительными мазями. Они стянули ему повязкой ребра и дали вина с настоем из трав, смешанного с водой, а затем помогли ему добраться до постели. В самый разгар их хлопот вернулся домой Юсуф.

Исаак проснулся поздним утром. Его ушибы и раны еще болели, но голова уже была ясной. Оказалось, что кости не сломаны, а сам он ужасно голоден. Едва он закончил завтрак, как ему принесли приказ короля явиться к нему.

— Добрый день, мастер Исаак, — быстро произнес дон Педро. — Ваша дочь и мой сын посылают вам сердечные поздравления. Они хорошо устроены и в полной безопасности. Надо заметить, что сейчас у нас не продолжение суда, но встреча друзей, на которой мы рассматриваем события пяти последних дней. Было бы неправильно проводить судебные разбирательства в воскресенье, не так ли, Беренгуер?

— Ваше величество совершенно правы в этом, как и во всем другом, — сказал Беренгуер.

— Спасибо, ваше величество, — сказал Исаак. — Позволено ли мне будет спросить, был ли тот человек, который умер, Мечом?

— Насколько мы можем судить, да, — осторожно произнес дон Элеазар.

— И нам известна причина его смерти? — спросил Исаак.

— Согласно общему мнению, — ответил епископ, — он был поражен молнией. Следовательно, это означает, что он погиб от руки Господа. Он сгорел, как вы знаете. И была молния.

— Не говоря о сильном запахе серы, — заметил дон Элеазар.

— Значит, это был горючий порошок? — спросил Исаак. — Я думал об этой возможности.

— Стрела молнии будет более приемлемым объяснением, — сказал Элеазар. — В этом видна рука Господа.

— Да, верно. А известно имя человека, носившего имя Меча?

Епископ наклонился вперед.

— Нет, мастер Исаак, — сказал он, — нам оно неизвестно.

— Введите дона Томаса де Бельмонте, — сказал Элеазар.

Удивление Исабель и Ракель при получении вызова во дворец епископа было ничтожным по сравнению с изумлением Томаса, узнавшего, что он должен дать отчет его величеству.

Первая мысль, промелькнувшая в его сознании, была: «Это отсрочка, дающая ослепляющую надежду». Мгновение спустя рассудок вернулся, и он все понял. Он сел, сцепив руки, чтобы не дать им дрожать. В течение долгой ночи он слушал непрекращающийся стук копыт, приглушенные шаги, приглушенные, быстрые фразы — звуки серьезных событий. Вспыхнула война или восстание, и они решили казнить его прежде, чем его величество уедет прочь. Он коротко помолился, прося у Бога сил, и вышел из открывшейся двери камеры навстречу своей судьбе.

Дон Педро кивнул, чтобы показать, что он заметил присутствие Томаса, и снова замер, наблюдая за происходящим из-под полуприкрытых век.

— Сожалею, что пришлось нарушить ваш воскресный день, — живо произнес дон Элеазар, — но возникли важные дела, на которые вы могли бы пролить свет.

— Я сделаю все, что в моих силах, господин, — сказал Томас с вежливым отчаянием. — Я не слишком сильно занят.

— Да, это верно. Пожалуйста, дон Томас, расскажите нам снова, почему вы послали вашего слугу Ромео в Жирону.

Томас покраснел.

— Донья Санксия де Балтье попросила меня отпустить с ней Ромео, чтобы тот помог ей выполнить очень щекотливую миссию для ее величества.

— Почему вы так охотно выполнили ее просьбу?

— Донья Санксия был придворной дамой ее величества. — Он остановился. — Это была не единственная причина, господа. Но так как правда могла бы чернить репутацию доньи…

— Репутация этой доньи не может стать еще чернее, дон Томас, — сказал дон Элеазар. — Но вы по-прежнему утверждаете, что ее миссия состояла в том, чтобы защитить инфанта Йохана?