И - это было страшно, неправдоподобно - на переднем громадном черном единороге сидел, крепко вцепившись в густую шерсть, человек!

– Женька!
– крикнул Ян страшным голосом.

Стадо неудержимо приближалось. Человек на единороге поднял руку и махнул неуверенно, тут же клюнул носом в спину и уцепился покрепче. Вожак и головная группа вылетели на выжженную при посадке землю, тяжелые копыта гулко загрохотали по ровной сухой земле.

– Пройдут рядом с кораблем, - прошептал Макивчук.
– Будь наготове, но не стреляй без крайней необходимости. Может, он сумеет спрыгнуть и сам...

Ян кивнул. Он держал ствол на согнутой руке и внимательно следил за черным единорогом. Он видел, что свирепое животное постепенно перемещается на левый край лавины. Это было очень удобно: если Женька не сможет соскочить сам, можно помочь...

Грохочущая лавина понеслась мимо корабля. Космонавты на всякий случай поднялись на верхнюю ступеньку. Ян изготовился к стрельбе.

Черный единорог немного замедлил бег. Он был уже в нескольких метрах от корабля...

...и в это время необычайный всадник прыгнул. Не удержался на ногах и дважды перевернулся в пыли, а рядом били в землю широкие копыта.

Стадо пронеслось мимо, миновало круг выжженной почвы и с хрустом вломилось в сочные зеленые заросли тропического леса. Через минуту утих и грохот, словно возле корабля никогда не появлялось существа крупнее воробья.

Упавший сидел в пепле и яростно чесался. Две пары сильных рук подхватили его и поставили на землю.

– Женька!

Ян сдавил его в стальных объятиях.

– В корабль, в корабль, - заторопился Макивчук.
– И чтобы ноги не было на этой чертовой планете! А там за чайком расскажешь, что и как.

Женька поднялся за капитаном по трапу, прошел в кают-компанию, устало повалился на диван, но тут же пересел на край и принялся чесать спину об угол.

– В жизни больше не сяду в вездеход, - сказал он решительно. Хватит, на всю жизнь накатался. И сейчас еще голова кругом идет. Я ведь сначала пошел за ними пешком, а когда нечаянно попал в самую середину стада, влез на первого попавшегося, чтобы не быть раздавленным. Кстати, со мною рядом сидели какие-то местные вороны, спину ему клевали.

– Паразитов искали, - сказал Макивчук.
– Симбиоз.

– Слушай, поэт, - сказал Ян, - что-то морда у тебя странная... Будто черти на ней горох молотили. Или воробьи клевали. И чешешься, будто шелудивый поросенок...

Женька что-то вспомнил, зябко повел плечами, побледнел, Макивчук заботливо налил стакан паленки.

Женька залпом выпил, а лишь потом сообразил, что это, и закашлялся.

– И еще вопрос, - сказал Ян медленно.
– Расскажи, как ты ухитрился уцелеть под солнцем белого карлика? Давай-давай выкладывай. Помнишь, как ты подозревал во мне агента чужой цивилизации? Сейчас я отыграюсь.

– Вряд ли, - сказал Женька.

Лицо его стало медленно краснеть, глаза заблестели Макивчук кивнул одобрительно и налил полстакана себе.

– Почему же?
– спросил Ян...

– Потому что я впервые не копировал тебя, а поступил по-своему. И, представь себе, не жалею! Дерево укрыло меня от излучения, насекомые подстегнули регенерацию, и сломанная рука - да-да, сломанная - зажила в несколько часов, чудовищные звери в стаде, и ни один хищник не посмел приблизиться ко мне. Теперь я голым и босым пройду там, где вы не прорветесь и на вездеходе высшей защиты! Не знаю, как это по-вашему, по-ученому - я не магистр экзобиологии, как Ян, - может быть, меня здесь приняли в экологический цикл или посчитали симбионтом, но мне это нравится. Ко мне отнеслись, как и я к ним! А что чешусь, пусть тебя не волнует. Не заразишься. Последствия ускоренной регенерации, пройдет.

Макивчук достал из шкафа три тонкостенных фужера из прозрачного стекла, бережно разлил паленку.

– Нацеплял ты на меня собак, - сказал Ян с усмешкой.
– Горячий из тебя выйдет поэт. А как это называется по-ученому, могу подсказать. Это...

– Как аукнется, так и откликнется!
– перебил Макивчук, поднимая фужер.