Вот только, как бы «цивилизационно» близкие слои польского населения не пытались его очеловечить, пусть даже и с применением обидных эпитетов, глупым Гитлер уж точно не был. Зато был твердым и решительным в своих целях и убеждениях, которые никогда ни скрывал: «Мы обязаны истреблять население, это входит в нашу миссию охраны германского населения. Нам придется развить технику истребления населения. Если меня спросят, что я подразумеваю под истреблением населения, я отвечу, что я имею в виду уничтожение целых расовых единиц. Именно это я и собираюсь проводить в жизнь, грубо говоря, это моя задача» [78] . Так что глупой скорее была националистическая элита завоеванных немцами народов, которая в попытках выдать желаемое за действительное напридумывала себе о нацистах нечто невероятно благостное. Волосы встают дыбом, когда читаешь, что только при немцах начали национально организовываться то украинцы, то белорусы, то прибалты. Будто бы непонятно, что отмеченная кое-где некоторая поблажка со стороны оккупационных властей имела место постольку, поскольку все силы вермахта была заняты на Восточном фронте. Кроме того, надорвавшаяся в боях с Красной армией Германия просто вынуждена были до поры до времени для поддержания своей военной мощи использовать «местный материал».

Но если бы гитлеровцы разбили СССР, то всенепременно занялись бы наведением своего (!) порядка на ставшей бы их, именно их, а не польской, украинской и какой-то там еще территории. У находящихся в оккупации это вылилось бы для одних в стремление любыми правдами и неправдами попасть в заветные 25% «расово пригодных» германской нации, для других — в призрачную надежду отсидеться до лучших времен в подполье, чтобы, поднакопив силы, как в конце Первой мировой войны, использовать свой шанс. Но пока час «икс» еще не наступил, польскому подполью на «восточных окраинах» только и оставалось идти на службу к оккупанту, теша себя иллюзорной возможностью влияния на ситуацию на своих бывших землях. Однако такие же шансы просчитывали для себя и прочие претенденты, с которыми у поляков были не просто натянутые отношения, а настоящая война, как минимум на четыре фронта. И, похоже, только великие стратеги из АК не понимали, что выиграть ее при таком количестве противников полякам не под силу. Как, впрочем, и кому бы то ни было еще.

И это лишний раз доказывает, что у поляков и Советов на востоке понимание войны было весьма различным. Если первые исподволь рассчитывали получить с нее кой-какие дивиденды, то вторые боролись за то, чтобы уцелеть. Как писал немецкий историк С. Хаффнер: «...с того момента, когда русскому народу стали ясны намерения Гитлера, немецкой силе была противопоставлена сила русского народа. С этого момента был ясен также исход: русские были сильнее... прежде всего потому, что для них решался вопрос жизни и смерти» [79] . Впрочем, и это сегодня когда иносказательно, а когда и почти напрямую оспаривается не знающими удержу «правдолюбцами» от истории, рассуждающими в таком духе: дескать, «Генеральный план ОСТ» во время оккупации на заборах не расклеивался, так что нечего об этом и говорить. Да, не расклеивался, поскольку был исключительно для «служебного пользования», дабы ознакомившиеся с ним неарийцы поголовно не встали под ружье, убедившись, что ничего, кроме смерти, их не ждет, а вот к исполнению был принят. И живший в Германии после прихода Гитлера к власти русский философ Иван Ильин, который тоже этого плана не читал, тем не менее ясно понимал, к чему дело идет: «Русские люди, прожившие хотя бы несколько лет в Германии между двумя мировыми войнами, видели и знали, что германцы не отказались от "движения на восток", от завоевания Украины, Польши и Прибалтики, и что они готовят новый поход на РОССИЮ.... Цель Германии была совсем не в том, чтобы "освободить мир от коммунистов", и даже не в том, чтобы присоединить восточные страны, но в том, чтобы обезлюдить важнейшие области РОССИИ и заселить их немцами» [80] .

Можно не сомневаться, наверняка, найдутся те, что скажут: мол, на эту тему нас уже долго и нудно поучали в дремучие советские времена и, вообще, хватит уже коммунистической пропаганды. И все-таки, вопреки подобным суперлиберальным умникам, о войне нужно писать. Писать — чтобы узнали те, кто не знал, и вспомнили те, кто забыл. Чтобы никому больше не пришло в дурную голову с хамским наслаждением рассказывать ветеранам НАШЕЙ ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ байку про то, что если б они чуть похуже воевали, то пили б сейчас баварское пиво, чему неоднократно был свидетелем автор этой книги. Как раз таким предназначается и очередная цитата из ярого антикоммуниста С. Новицкого, который хоть и был врагом СССР/России, но, побывав под оккупацией потребителей баварского пива, смог на собственной шкуре оценить жизнь под их «опекой»: «Гитлер ведь ударил по Советам не для освобождения народов советской империи, населяющих Россию, чего они ожидали, а с целью ее завоевания и продолжения рабства. ...Население отдавало себе отчет в том, что наступит, если немцы войну выиграют. И тогда началось сопротивление. Количество сдающихся в плен резко сократилось, а десятки тысяч солдат из разбитых армий пошли в леса, уничтожали все, что можно, если это было на пользу Германии...» [81]

В конце концов эти нечеловеческие усилия принесли свои плоды, и тогда на территорию Западной Украины и Белоруссии вступили части Красной армии, быстро разобравшиеся с остатками так называемого польского «национально-освободительного движения» в духе известного лозунга «Враг будет разбит, победа будет за нами». Да и с чего бы им было особенно церемониться с теми, кто после прохождения фронта оставался с оружием в руках в тылах наших войск? Ибо как бы данные формирования ни именовались, по сути своей они могли рассматриваться только в качестве бандформирований. Недаром же в русском языке имеется, пусть и грубоватая, да верная присказка: забор — это не то, что на нем написано. Что, между прочим, распространяется и на прикрывающихся народно-освободительной риторикой чеченских террористов, получивших почему-то пламенную поддержку в Польше. Видимо, родственные души нашли друг друга, несмотря на «цивилизационную несхожесть». А значит, с точки зрения поляков есть нечто, что объединяет чеченского бандита и аковца с «восточных окраин». Что именно, думаю, объяснять излишне.

И еще один, последний, комментарий на заявленную тему. Насчет того, как поляки ухитрились организовать себе, кроме основных — России и Германии, — еще парочку-другую врагов. На что, напрашивается вопрос, они надеялись, если опыт той же Германии в двух последних мировых войн показал: победить в такой войне невозможно? А только на то, что на помощь им придут милые их сердцу западные «демократии» и во имя прекрасной Польши развяжут третью мировую войну с Россией. Остается только разводить руками и вспоминать описанное Львом Толстым в «Войне и мире» самоутопление польской кавалерии в начале похода против России в 1812 г. И все ради того лишь, чтобы Наполеон эту их европейскую преданность заметил и оценил. И что ж, с тех пор прошли без малого две сотни лет, но ничего не изменилось. Польша по-прежнему строит свою политику, исходя из старого принципа: только б Запад заметил, похвалил и погладил по головке.

Начнем с А. Трубецкого, отнюдь не сталиниста, к тому же побывавшего и в польском отряде АК, и в советском партизанском отряде, и в лагерях после войны; т.е. приведем слова не просто очевидца, а русского, видевшего жизнь партизан Армии Крайовой изнутри: «Здесь следует сказать несколько слов о польском партизанском движении. Еще в 1939 году, когда разгром польской армии стал очевиден, ее командование организовало так называемую "Армию Крайову" — АК (Армия страны) для борьбы с оккупантами. АК подчинялась польскому правительству в эмиграции в Лондоне, с которым была налажена постоянная связь. Издавались приказы, производились повышения по службе, награждения. Все это, когда Польша была освобождена от оккупации, определило сложную судьбу бывших «Аковцев»....

Отряд жил мирной, размеренной жизнью маленькой воинской части. Изредка проводились занятия с "новобранцами". Чувствовалось, что здесь нет постоянной напряженной борьбы с немцами, но все же каждый день еще затемно отправлялись в разные стороны патрули смотреть, не обставляют ли немцы лес для облавы. ...Иногда группа партизан уходила на "акцию", в основном за продуктами, или сделать "внушение", главным образом плеткой, какому-нибудь стукачу или фольксдойчу...

Насколько я знаю, другие польские отряды жили такой же размеренной жизнью, сохраняя свои силы и особенно не докучая немцам... А вот боевых действий при мне не было. Но сказать, что их совсем не было — неверно... Были и нападения на немецкие посты. Но все это ограниченные действия. И это можно понять. Немцы жестоко мстили за активные действия, расстреливая и вешая заложников, уничтожая деревни. ...Как, зная все это, нападать, если пострадают твои близкие? Правда, у нас в Белоруссии нападали, и население страдало. Но, может быть, белорусские партизаны были в большом числе не из местных жителей, а направляли их действия из центра?» [82]