— Это колоссально, это колоссально! — бормотал про себя румяный с двоящимся подбородком австриец.

Открылась дверь. На пороге кабинета-башни вытянулся представительный курьер, весь в галунах и позументах.

— Господин Урош просит доложить о себе…

— Урош? Какой Урош? Я не знаю никакого Уроша! Впрочем, пусть войдет.

Рыцарь круглой башни свысока встретил Уроша прищуренным взглядом.

— Что вам угодно, господин… Урош, если не ошибаюсь? Что вам угодно? — повторил Юнгшиллер, которому спортивный костюм, колониальные бинты и вообще весь вид худого, тонкого человека с подстриженными усами не внушили особенного почтения.

А маленькие глаза Уроша молча сверлили всю крупную откормленную фигуру Юнгшиллера, так смело и настойчиво сверлили, что рыцарь круглой башни заерзал на своем деревянном кресле с удобным, принимающим какое хотите наклонное положение сиденьем.

— Я могу вам уделить около минуты, не более.

— А я уверен, что воспользуюсь гораздо большим промежутком вашего драгоценного времени, — спокойно молвил Урош, слегка улыбнувшись одними глазами без участия губ.

Он поднял книжечку в черном переплете, держа ее на виду.

— А! — вырвалось у Юнгшиллера, и он сделал какое-то неопределенное движение.

— Страница 211, строка 19 сверху, — продолжал Урош.

Юнгшиллер вскочил, разлетелся к Урошу, схватил его за обе руки, тряс их, не выпуская.

— Простите меня, простите! Мог ли я подозревать? Садитесь, пожалуйста, садитесь. Вот сюда, здесь вам будет удобнее. Прикажете чаю? Вот сигары, курите, пожалуйста! Мог ли я думать! Ко мне так часто являются разные посетители… Уверяю вас, что слыть богатым человеком — это уж совсем не такое большое удовольствие! Да, это налагает известное бремя… Очень рад, очень рад… Ну, теперь мы поработаем с вами вместе… Никак не подозревал, мне говорят: господин Урош, а я ждал господина Остоича.

— Остоича нет больше, он умер. Есть Урош.

— Я много слышал о вас, очень много… Вы, говорят, знаете восемнадцать языков, включая сюда все языки народов, входящих в состав нашей империи?

— Это не совсем верно. Я говорю на двадцати двух языках, а пишу совершенно свободно на восемнадцати.

— О, Мой Бог! Это же колоссально! Это сверхколоссально! — искренне восхищался Юнгшиллер. — Вы сами по происхождению чех?

— Нет, я словак, по отцу словак, мать же моя — боснийская сербка из Банья-Луки.

— Так, так… Пожалуйста, курите… Но что вы скажете про Сольдау? Какая победа, и все благодаря… знаете кому? — понизил голос Юнгшиллер.

— Благодаря Мясникову. Он выдал весь план русского наступления, что дало возможность германцам поймать армию в глухой мешок.

— Это же гениально! Организация Мясникова работает великолепно! Под его началом шестьсот агентов обоего пола… О, этот Мясников, если он только не свернет себе шеи, если его только не повесят, — он далеко пойдет! После войны ему обещан в Шварцвальде замок, где он будет спокойно в почете и комфорте доживать свой век… А мы здесь работаем вовсю, господин Урош. Это еще труднее, чем на передовых позициях. Необходима дьявольская осторожность. Малейшая, незначительная оплошность и сложный механизм может полететь весь к черту! На днях, например, один способный, ловкий, но болтливый агент чуть не погубил всего дела. Случай спас… Хорошо, что мы имеем почти везде своих верных людей… Вот в этом наша сила и неуязвимость. А все же необходим всюду самый тщательный глаз. Вот вам пример — до сих пор мы пользовались моим радиотелеграфом, а теперь становится опасно: более мощная русская станция перехватывает… Волей-неволей надо будет прибегнуть к старому, зато надежному сообщению при помощи голубиной почты. Вчера приехал через Швецию один субъект, он привез две дюжины голубей, воспитанных в Мемеле. По воздушному пути это самая ближайшая точка между Петербургом и границей Германии… Кроме того, на днях прибудут еще голуби из Курляндии, воспитанные в имении барона Шене фон Шенгауз. Вы, кажется, специалист по голубям?

Урош пожал плечами.

— Какая же это особенная специальность? Надо знать, чем их кормить, перед тем как они полетят на дело. Маленькая тренировка предварительная, вот и все.

— И отлично! В этом я полагаюсь на вас. По голубиной части я швах! Вообще, я вижу, мы не будем скучать… Ха-ха, не правда ли, господин Урош, скучать не будем?

— Скучают бездельники.

— Вот, вот, именно бездельники! Хорошо сказано. Который час? Ого, половина первого! Надеюсь, вы позавтракаете вместе со мной? Я не хотел бы, чтобы нас видели в ресторане вдвоем. Я сейчас позвоню, и через двадцать минут нам привезут сюда в башню завтрак от Контана. Мы и побеседуем за бокалом вина.

«За бокалом вина» Юнгшиллер окончательно пришел в благодушнейшее настроение. Урош, слегка молчаливый, слегка замкнутый, понравился ему. Это не болтун, это человек дела…

Отхлебывая короткими глотками холодное искрящееся шампанское, Юнгшиллер предложил гостю:

— Вы будете иметь у меня открытый счет. Я предлагаю вам экипироваться с ног до головы. Фрак, смокинг, зимнее пальто, жакетная пара — все, что угодно! Одену вас, как первейшего щеголя.

Урош молча кивнул с улыбкой, не то благодарственной, не то насмешливой.

В два часа покинул он круглую башню, дымя громадной сигарой. На Невском высокий молодой человек в пенсне окликнул его:

— Остоич!

Урош узнал Груича, секретаря сербского посольства.

— Молчи! — приложил он, к губам тоненький палец «без костей».

Груич смотрел на него вопросительно.

. . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Молчи! Не спрашивай меня ни о чем. Не надо, чтобы нас видели вместе. Скажи, где ты живешь, и я зайду к тебе вечером.

Груич сказал.