Шрифт:
На той же задней обложке, повыше увешанного регалиями отца, парная фотография двух прелестных детей, — судя по тексту книги, им в момент съемки 13 и 11 лет. Старший, мальчик Юра, к моменту выхода книги давно закончил университет и, по-видимому, вполне благополучен. Судьба девочки Иры сложилась несколько по-другому, и Именно ее подростковая история послужила основой этой «документальной повести» и тех юридических тяжб, которые Григорий Пастернак на протяжении многих лет вел (или пытался вести) против комиссии по делам несовершеннолетних и других органов голландского государства, неоправданно и несправедливо вмешавшихся, по мнению автора книги, в семейную жизнь Пастернаков.
«Мы действительно приехали в незнакомую страну… И мы никоим образом не хотели лезть в чужой монастырь со своим уставом. Если мы в чем-то и были неправы — так только в том, что наивно полагали: «демократия», к которой мы стремились, должна заключаться в человеческом отношении к людям.
К сожалению, выяснилось, что мы заблуждались…»
Найти работу в соответствии с полученными в СССР квалификациями (профессиональный спортсмен, тренер, дипломированный педагог, физиотерапевт) Григорию на новом месте жительства не удалось; тем не менее какие-то относительно случайные, временные заработки плюс, наверное, непостижимый для нас в России уровень западноевропейского соцобеспечения позволил семье Пастернаков вести в Нидерландах в общем нормальный (опять-таки — по нашим здешним меркам) образ жизни. Вся семья обрела через несколько лет голландское гражданство, дети учились в школе и посещали разнообразные развивающие кружки и спортивные секции. Позднее дедушке (отцу Григория) сделали операцию на сердце. Были, правда, семейные сложности: в 1995 году Григорий и его жена Ольга развелись. Григорий переехал к отцу, но отношения бывших супругов остались достаточно хорошими; как пишет сам Пастернак, в его обязанности входило обеспечивать детей занятиями в кружках, и он с удовольствием водил дочь, в частности, на рисование. Хотя постепенно стали проявляться и определенные отрицательные стороны голландского образа жизни.
«Как выяснилось, на Западе очень много всякой рекламы по телевидению, по радио, всевозможных рекламных буклетов — и это очень сильно воздействует на детей, особенно приехавших из других стран. Впрочем, на сына все это произвело не слишком сильное впечатление, он у нас поспокойнее по натуре. А дочь у меня любопытная, ей нужно всегда все узнать, а то и познать на практике, — и на нее эта реклама, как выяснилось впоследствии, подействовала весьма и весьма сильно…»
Но «как только жизнь стала более или менее налаживаться и дети уже подросли, нашу дочь вдруг будто бы подменили. Казалось, в семье появилась другая девочка, которой мы раньше не знали. Она стала заявлять, что хочет жить отдельно от нас, стала интересоваться жизнью богатых людей, разыскивая сведения о них в газетах и телевизионных передачах. У нее стали появляться подружки, которые плохо учились, да и у самой Ирины результаты учебы пошли вниз». Ире в это время было уже 14 лет, так что ситуация эта известна многим родителям. Не очень обычно для нас (пока что) все последующее.
«Судьи в Нидерландах независимы, и никто не вправе ими командовать!»
Ирина подбирает где-то рекламную листовку («они везде лежали, их можно было найти в магазинах, в телефонных «будках, в кафе») с сообщением бесплатного телефона инспекции по делам несовершеннолетних — организации, существующей «под эгидой Министерства юстиции» и причиной, в частности, разрешать конфликтные ситуации, возникающие между детьми и родителями. Девочка звонит в инспекцию, потом начинает ходить туда на прием.
И, согласно приведенному в книге рапорту этой организации, жалуется ей на отца — Григорий Пастернак «забрал из ее комнаты всю косметику, так как не хотел, чтобы она ее использовала», вследствие чего обиженный подросток просится из семьи в приют. После третьего Ириного визита, 7 сентября 1998 года, инспекция вступает в контакт с родителями. Теперь снова предоставим слово отцу девочки.
«Что она им говорила, я не знаю. Но чтобы инспекция вмешалась в семейные дела, надо было как минимум сказать, что ее бьют, не дают кушать, не дают жить — и прочую негативную информацию об отношениях в семье. Во время этого разговора ей, похоже, объяснили, какие именно гадости о собственной семье нужно говорить, все зафиксировали на бумаге и потом перезвонили ее матери и мне…»
«На разговор в инспекцию нас вызвала госпожа Аннеке Вассинк… Когда я в первый раз ее увидел, у меня появилось ощущение, что я пришел в психиатрическую больницу, в палату к больной: высохшая, пахнущая табачным дымом… Всю беседу шмыгала носом, кашляла, кривлялась, делала различные гримасы, подергивалась. Я сразу подумал: чему она может научить детей и родителей? В начале разговора она тут же нам объяснила: мол, ей тоже когда-то запрещали поздно гулять и курить. Но сейчас так уже никто не поступает. И вы, мол, теперь находитесь в демократической стране, где ребенку нельзя ничего запрещать.
Еще она заявила, что «если у вас в семье возникло непонимание между родителями и ребенком» — они могут проблему решить. У них имеется специальная аппаратура и работают психологи, вооруженные современными научными знаниями. После исследования врачи определят, есть ли у нее отклонения и вообще что нужно делать в возникшей ситуации.
Я, честно говоря, сразу усомнился, но Ольга поверила и согласилась. А раз мать согласна — дочь оставили в инспекции и поместили в специальный приют. Так колесо и завертелось…»
Добавим, что когда через несколько дней Ольга, не имея никаких сведений об обещанном обследовании дочери, решила вернуть девочку в семью, то получила в инспекции отказ: «Поскольку вы согласились — обратной дороги теперь уже нет». А еще позже, уже в начале октября, отец увидел свою дочь гуляющей поздним вечером по улицам Роттердама. И не одну, а в компании вполне взрослого мужчины. После чего немедленно бросился в приют, куда вызвал также мать и дедушку. В результате вернувшаяся с прогулки Ира была «всеми правдами и неправдами» и, очевидно, против ее воли увезена из приюта к матери. Но, оказавшись дома, устроила скандал и сообщила в детскую полицию («и такая в Нидерландах есть»), что «пытается уйти из дома, но ее не выпускают». Приехавшая «детская полиция» встала на сторону подростка.