— Немедийский пес! — проворчал кто-то у него над ухом. — Больше ты не отсечешь ни одной головы аквилонца!

Это были последние услышанные им слова.

В сыром подземелье, освещаемом только факелом, с которого падали капли смолы, трое мужчин стояли вокруг молодой женщины, рыдавшей на каменном полу. Она была одета в скудное тюремное платье, руки ее были связаны за спиной, испуганный взгляд устремлен вверх. Золотые волосы рассыпались по белым плечам, и даже слабый свет факела и смертельная бледность лица не могли скрыть ее необыкновенной красоты. Она глядела на своих мучителей широко открытыми глазами. Лица их были закрыты масками, они кутались в плащи, потому что дело, которое им предстояло совершить, требовало соблюдения ритуала даже в покоренной стране. Однако она знала их всех.

— Наш милостивый повелитель дает тебе еще одну возможность, принцесса, — сказал самый высокий из троих чистым аквилонским говором. — Он велел мне передать, что раскроет свои объятия, когда ты смиришь свою гордыню. Если же нет, — он выразительно указал на плаху посреди камеры, иссеченную и покрытую темными пятнами.

Альбиона задрожала. Каждая частица ее молодого тела молила о жизни. Валерий молод, уговаривала она себя, и женщины его любят… Но не смогла произнести слово, которое могло бы уберечь ее хрупкое тело от плахи и окровавленного топора. Даже при упоминании имени Валерия, она чувствовала отвращение, превозмогающее смертельный страх.

Поэтому она отрицательно покачала головой.

— Тогда говорить не о чем! — в нетерпении воскликнул один из двоих оставшихся. Слова он произносил на немедийский манер. — Где же мастер?

Как бы повинуясь его словам, в дверях подземелья появилась гигантская мрачная тень.

Увидев ее, Альбиона невольно вскрикнула, остальные же глядели в молчании, словно пораженные суеверным страхом. Голубые глаза, пылавшие в отверстиях капюшона, обвели всех троих по очереди, заставив задрожать.

Потом высокий аквилонец грубо схватил девушку и потянул ее к плахе. Она закричала и стала вырываться, однако он без жалости поставил ее на колени и пригнул золотоволосую голову к окровавленной колоде.

— Почему ты медлишь, палач? — гневно вскричал он. — Выполняй свой долг!

Зловещий смех прозвучал ему в ответ. Все в темнице, включая и девушку, замерли.

— Что это за неудачные шутки, собака? — спросил аквилонец.

Человек в черном сорвал капюшон с головы и швырнул на пол; потом, прислонившись спиной к запертой двери, поднял топор:

— Узнаете меня, ублюдки? — загремел он. — Узнаете?

Тишину, не нарушаемую ничьим дыханием, взорвал крик Альбионы, вырвавшейся из ослабевших тисков мучителя:

— Король! О, Митра! Король!

Трое мужчин стояли как вкопанные. Наконец аквилонец пришел в себя:

— Конан, — выдохнул он, словно не веря себе. — Это король или его призрак? Что за дьявольская шутка?

— Дьявольская шутка над дьяволами! — издевательски отвечал Конан. Губы его улыбались, но в глазах пылал огонь ада. — Ну, к делу, благородные господа. У каждого из вас есть меч, у меня вот этот топорик. Да! Топор мясника годится для вас в самый раз, доблестные рыцари!

— Вперед! — зарычал аквилонец, вынимая меч. — Это Конан! Смерть ему!.. Или нам!

Отряхнув оцепенение, немедийцы вынули мечи и бросились на короля.

Топор палача не предназначен для боя, но Конан владел им так же легко и свободно, как секирой, а ловкость и быстрота помогали ему уклоняться от ударов, сыпавшихся с трех сторон.

Он ударил одного из нападавших обухом и, пока тот отступал, пытаясь заслониться мечом, разрубил ему грудь. Другой немедиец яростно замахнулся, но промазал; Конан не дал ему найти равновесия и рассек череп. Аквилонец же через минуту оказался загнанным в угол, где не успевал обороняться от посыпавшихся ударов.

Внезапно левой рукой Конан сорвал маску и обнажил побелевшее лицо.

— Собака! — скрипнул зубами король. — Думал, я тебя не узнаю! Предатель! Проклятый изменник! Даже эта позорная сталь слишком хороша для твоей гнусной башки! Подыхай, как вор!

Топор описал страшную петлю, и аквилонец с криком упал на колени, прижав к себе обрубок руки. Конан не опустил оружия и нанес еще одну рану, так что начали вылезать внутренности.

— Лежи, пока вся кровь не вытечет! — сказал король, отбрасывая топор с отвращением. — Пойдем, принцесса!

Он наклонился, разорвал цепи на руках Альбионы и, взяв ее на руки, вышел из подземелья. Она истерически рыдала, стискивая его шею.

— Спокойно, — ворчал он. — Мы еще не убрались отсюда. Если мы доберемся до того подвала, где потайная дверь ведет в тоннель… Черт возьми! Даже сквозь эти стены они услыхали шум!

В глубине коридора зазвенело оружие, гул шагов и голосов отразился от сводов. Поспешно приковылял горбатый старец, поднял фонарь, и свет его упал прямо на Конана и девушку. Киммериец с проклятием ринулся вперед, но сторож, бросив фонарь и копье, с криком умчался, как заяц.