И ещё у неё настоящий стационарный комп, в сто раз мощнее обычного смарта. Биометрия на нём по полной программе стоит, кто попало в данные не влезет. Когда я вошёл, на мониторе красовался какой-то головастик, а Урсула, держа на коленке бумель, приписывала к головастику всякие обозначения. Видать, иллюстрацию для диссера лепила.

– Садись, – сказала она. – Это бластоцит. Эмбрион такой.

– Страшный… Меня тоже срисовывать станешь?

– Ещё чего. Клинический протокол составим. У меня экспертная система продвинутая, должна справиться. Нечёткая логика и всё такое.

– И что с ним делать, таким эмбрионом? – Я кивнул на головастика.

– Стволовые клетки можно выделить, а из них уже все остальные получить. В том числе нервные, которыми постепенно заменить повреждённые, даже в мозгах.

– Чем повреждённые? – испугался я.

– Ну… Мало ли. Ультразвуком, например, есть такое оружие у полиции.

– Ты собираешься заталкивать клетки мне в голову? – насупился я.

– Не преувеличивай, – засмеялась она. – Идею ты правильно уловил, но реализация у неё не такая страшная… Знаешь, как мне стволовые клетки в детстве помогли? Я ведь с анемией Фанкони родилась, костный мозг у меня совсем не мог вырабатываться. Представляешь, прожила бы с чёрным паспортом восемь лет и копыта отбросила. Зачем, чего ради так мучиться? Хорошо, что мне с предками повезло, у них деньги на замороженного эмбриона и операцию нашлись, и страховки ещё немного было. Короче, взяли клетки и мне впрыснули, чтобы анемию вылечить.

– Ну и как?

– Живая, как видишь! Через полгода Фанкони как не бывало. Ген-терапия – великая штука. Даже воспаления лечит. Язвенный колит, волчанку, псориаз, сахарный диабет, спондилит, синдром Рейтера… Кучу всего.

Она опустила какую-то камеру на штанге, чтобы та мне в лицо глядела, и закрыла жалюзи до полной непрозрачности. В лаборатории стало жутко темно. Только экран компа слегка светился. Урсула обошла меня с лазерным пером и положила мне ладонь на голову, растопырив пальцы.

– Не дёргайся, реакцию глаз будем измерять. Сейчас я буду водить пером по стене, а ты следи за точкой. Камера снимет, как у тебя зрачки двигаются.

По стене напротив забегало пятнышко света. Оно то стояло на месте, то плыло куда-то, то скакало так, что и уследить невозможно. Я старательно следил за ним взглядом, а девушка развлекала меня разговором:

– По этому тесту все отклонения в работе мозга выявить можно. Скажем, шизофреникам трудно сосредоточить фокус на медленном объекте…

– Но ведь я вроде не шизофреник?

– Я и не говорю. Это пример такой был. Видишь же, я по всякому пером двигаю.

– А моргать можно?

– Лучше не надо, точность диагноза может пострадать… – Она помолчала. – А ты на свою радужку смотрел? По ней можно о здоровье узнать, и о характере тоже. Вот у тебя, – она посветила мне в глаз пером, – структуры-лепестки округлые. Это значит, ты эмоциональный и часто действуешь необдуманно.

– Глупости, – возразил я. – Я всегда подолгу думаю.

– Ничего не глупости. Вот у меня радужка с чёткой точечной пигментацией. Поэтому я философ по натуре. Это ведь так и есть, верно? Недаром же я «Новый бестиарий» составляю… В общем, если сопоставить рисунок глаза со схемой частей тела, можно о человеке всё сказать – чем он болен и какой он по характеру. Зря не веришь.

Минут через пять она бросила возиться с лазерным пером и опять впустила свет в помещение. Я похлопал глазами и потёр их пальцами, чтобы прогнать из мышц напряжение. Нелёгким это оказалось занятием – мозги тестировать.

Урсула в это время уже орудовала какими-то датчиками и скребками. Она царапала мне кожу и вводила под неё крошечные иголки. Приборы на её столе попискивали и требовали от Урсулы всё новых действий над моим волосатым туловищем.

– В молекуле ДНК десятки тысяч генов, – говорила она между делом, чтобы отвлечь меня. – А в каждом гене – до миллиона пар нуклеотидов. Так вот, каждому человеку можно проделать коррекцию генов, или терапию. То есть пересадить нужные свойства в «поражённый» организм с помощью чужих здоровых клеток. Составим клинический протокол, найдём нужный носитель здоровых генов и внесём его в твой набор хромосом. Не страшно?

– Терпимо. Мутация наоборот, значит. А зачем ты хочешь это сделать?

– Работа у меня такая будет, когда с диссером разберусь. У тебя редкое нарушение, мне будет полезно для него курс терапии разработать. Интересно же! Ну так вот, просто пересадить нужные гены недостаточно. Программа твоего организма изменится, в клетках начнут выделяться разные токсины, аллергены и прочая гаракута. А ты думал? Но есть способы победить осложнения, недаром же у меня диплом. «Прыгающие» гены и тому подобное… Я так думаю, что у тебя с четырнадцатой хромосомой проблемы. Там десятки генов, из-за которых болезнь Альцгеймера и прочие неприятности возникают. Готово! Почти всё о тебе собрали, буду теперь разбираться.