– Вот так Валек сегодня настроен, – участливо объяснил Славе Сергей.

– Наезд лихой, – Слава даже встал со стула. – Адвокат Петров, можно спросить, почему вас так резко повернуло?

– Что значит «резко»? – пожал плечами Валентин. – Я мог бы терпеливо ждать, пока ты закончишь свое расследование, скромно стоять в стороне, но потом я все равно бы добился оправдания Валентины Ветлицкой. Так почему бы мне вам не помочь? Время – деньги, ребята.

– У тебя, Петров. А у меня недорасследованное громкое дело – сам знаешь что.

– Слава, – терпеливо, как переводчик, вмешался Сергей. – Он пока свои деньги заплатил, чтоб этому Антонову голову починили. Понимаешь, он, как Гиппократ, хочет его излечить, чтобы посадить. Хороший адвокат – это почти бог. Не то что мы с тобой. У меня только один к тебе вопрос, Валек. А если под гипнозом Ветлицкая вспомнит, как тетю душила, тогда что? А ты потратился на ее любовника косоглазого.

– Тогда она получит снисхождение присяжных и общества, как несчастная женщина, которую с детства растлевал, использовал и унижал этот мерзавец. Будучи в состоянии аффекта, под его влиянием она совершила очередное преступление против себя. Она окончательно лишила себя будущего, квартиры, денег, прав на наследие матери и отчима… Она задушила не только тетю в ту ночь. Она прикончила свой шанс на нормальную жизнь.

– Слава, у тебя есть чистый носовой платок? Не для меня. У меня есть. Он сейчас и тебе понадобится. Я так плакал только однажды. Когда бабушка сказала мне: «Я не хочу жить. Мой внук – дурак», – заявил Кольцов.

– Да, Петров, – вздохнул Слава. – С тобой мы попали, конечно. Такое давление по дружбе…

– Ага, – радостно подхватил Сергей. – Он мне вчера водку принес! Ой, извини, Слав, не хотел сделать тебе больно. Но я к утру такое на этого Антонова нарыл, пробы на туловище, которое сейчас находится на излечении, ставить совершенно негде. Только за изнасилования он привлекался раз пять, но не сидел ни разу: выкручивался. Похоже, угрожал жертвам, они отказывались от уголовного преследования. Понимаешь, это такой тип: за что его только ни пытались прихватить, он соскакивал. Вот Валек, как представитель самой гуманной профессии и решил воспользоваться его пробитой головой. Валь, это не ты его заказал?

– Плохая шутка, – резко ответил Валентин.

– Ты чего? – удивился Сергей. – А мне нравится.

– Вообще-то, веселые ребята, – строго сказал Земцов, – мы не обнаружили отпечатков Антонова в комнате Надежды Ветлицкой. Есть везде: в комнате Валентины, в прихожей, на кухне, в ванной… В комнате Надежды – ничего… Правда, домработница убирала, ее не предупредили, она, наоборот, постаралась до приезда наряда пол помыть, пыль стереть.

– Это несерьезно, – сказал Петров. – Отпечатки важны в детективном сериале. Опытный преступник как-нибудь сообразит. Тем более пол помыли. А придушить старуху такой амбал мог рукой, завернутой в шарф, взятый в прихожей. К примеру. А чьи отпечатки вы там нашли? Кроме Валентины и Нины.

– Да полно. Ну, внука, конечно. И множество – неизвестно чьих. Надежда привыкла к светским знакомым. У нее бывали люди, которые вели ее дела.

– На постели?

– Да, и на этой подушке, и на одеяле обнаружены не ее волоски, ворсинки не с ее одежды. Как объяснила Нина Гришкина, к хозяйке часто приходили очень поздно, она принимала людей, не вставая с кровати. Очень берегла свой покой…

– Добереглась, – скучно, словно бабка на скамейке, произнес Сергей. Земцов и Петров посмотрели на него, как на двоечника, который руку поднимает, чтобы глупость сказать.

– Слава, ты можешь перелопатить сотню знакомых Надежды Ветлицкой, взять у всех отпечатки, волосы, проверить алиби, пытаться отыскать мотивы, потратить на это годы жизни… – подытожил Петров. – Но если есть два человека, которые были на месте убийства, все равно придется выбирать из них. Хотя я, разумеется, не исключаю кого-то третьего. В таком случае это не убийство, а высший пилотаж. И ты до него до пенсии не доберешься.

– Спасибо.

– Не хотел тебя обидеть. Просто прошу меня проинформировать: собираешься ли ты расширять круг подозреваемых. Искать и проверять всех обладателей отпечатков в квартире, которая была одной из самых посещаемых в Москве. В этом случае я к тебе обращусь с требованием выпустить мою подзащитную под подписку о невыезде. Не могу согласиться с тем, что человека будут держать сверх положенного срока без прямых улик.

– Серьезно ты настроен. Поговори с Ветлицкой насчет гипноза. Раз пришли вы, сострадающие следствию, хочу спросить: если Валентина действительно покажет на Антонова… Есть вариант довести дело до суда? Он сам-то дотянет?

– Если у операции не будет благоприятного результата, если организм у Антонова окажется недостаточно могучим, то он жизнь свою будет дотягивать, как овощ, – холодно сказал Петров. – Получишь заключение, закроешь дело.

– Мне б такого начальника, – восхитился Земцов. – Ну все знает наперед. Нострадамус ты наш.

– Кто это, Слава? – с наигранным ужасом спросил Сергей.

– Да так, один мой собутыльник, – ответил Земцов и посмотрел на друзей выразительным взглядом: мол, пора и честь знать.

Блондины не спеша вышли из управления, постояли, покурили, пожмурились на солнышке.

– Я, конечно, не гипнотизер и даже не адвокат, – лениво сказал Сергей. – Но мне кажется, ты совсем разлюбил Ромку Антонова. Пока он был с целой головой, ты говорил о нем вполне доброжелательно, насколько возможно для гуманного адвоката, которому положено жалеть только своего клиента. Я легко считываю оценку с самых нейтральных интонаций. И сразу понял, что Роман Антонов – у нас типа прошлогоднее говно, извиняюсь за французский. Может понадобиться, может – нет. А сейчас, когда ему некому стакан воды подать и даже не во что ее влить, ты вроде его прикончить хочешь… Или я ошибаюсь? Хотя я никогда не ошибаюсь.