Ирма открыла дверь и вышла, тщательно прикрыв ее за собой. Ее шаги послышались в коридоре. Ровные спокойные шаги, не ускоряющиеся, не переходящие в бег. Я почувствовал странное облегчение. Чувство, источник которого сложно объяснить.

Шаги затихли.

Тишина. Я ждал, что кто-нибудь еще захочет в уборную. Или что сейчас Ирма выбежит из школьных дверей с безумным лицом, которое тут же попадет на первые страницы всех газет. Но ничего не происходило.

Пэт Фитцджеральд шуршал крыльями своего самолета. Судя по звуку, это действительно был реактивный самолет.

– Выбрось к чертям эту штуку, – раздраженно произнес Билли Сойер, – и что за глупость делать самолетики из казенной бумаги.

Пэт не обернулся, и он явно не собирался выбрасывать чертову штуку. Билли больше ничего не сказал.

Новые шаги, теперь они приближались к нам.

Я поднял пистолет и направил его на дверь. Тед ухмылялся. Я видел на его лице отпечаток всех этих летних развлечений, дорогих клубов, шикарных машин и девочек, а также представление о своей правоте и бесконечную самоуверенность… Неожиданно я понял, что именно такое лицо и должно быть у настоящего делового человека, у акулы бизнеса. Он напоминал мне сейчас моего отца. Что-то было в них общее. Ледяное спокойствие, отстраненность, как у олимпийских богов. Но я слишком устал, чтобы играть роль Самсона. Я не хочу и не могу больше свергать идолов. Глаза его были ясны. Это взгляд человека, знающего, чего он хочет. Взгляд человека, уверенного в своей непогрешимости, взгляд политика.

Еще пять минут назад звук шагов не испугал бы меня до такой степени. Пять минут назад я, наверное, положил бы пистолет на стол и шагнул бы навстречу неизвестности. Теперь меня волновал звук сам по себе, а также мысль о том, что это может быть Филбрек, решивший вдруг согласиться на мои условия.

Тед продолжал зловеще ухмыляться.

Кто-то подошел к двери. Класс замер. Пэт перестал шуршать своим самолетиком. Дик Кин открыл рот, и я вдруг подумал, что он похож на своего брата Флэппера, который сейчас в тюрьме города Томастона работает механиком в прачечной.

За матовым стеклом двери возникла неопределенной формы тень. Я крепче сжал пистолет. Ребята наблюдали за мной, затаив дыхание, будто они смотрят кульминационную сцену в фильме о Джеймсе Бонде.

Дверь медленно открылась, и вошла Ирма Бейтц. Она огляделась, явно недовольная таким вниманием к своей скромной персоне. Джордж Янек захихикал и сказал:

– Смотрите, кто к нам пришел.

Но никто больше не засмеялся, все продолжали рассматривать Ирму.

– Что вы на меня уставились? – недовольно произнесла она. – Все мы иногда ходим в туалет, не так ли? Она захлопнула дверь и прошла на свое место. Было почти двенадцать.

В двенадцать раздался звонок внутренней связи. Это был капитан Филбрек, воплощенная пунктуальность. На этот раз он почему-то не сопел и не пыхтел. Последовал моему совету изменить манеру разговаривать или просто решил не раздражать меня. Странные вещи происходят на свете, видит Бог.

– Деккер?

– Да, это я.

– Послушай, этот выстрел час назад был совершенно случайным. Тут один тип из Левистона…

– Не стоит об этом, Франк. Ты ставишь в неловкое положение меня и себя, и ты считаешь людей, которые видели, как все было на самом деле, полными идиотами. Не надо лишней суеты, лучше ничего не говори.

Пауза. Наверное, он собирается с мыслями.

– О'кей. Чего ты хочешь?

– Почти ничего. Все ребята выйдут отсюда ровно в час дня. В точности, – я взглянул на часы, – через пятьдесят семь минут. Вот и все. Я обещаю.

– А почему не сейчас?

Я оглядел класс. В воздухе висело напряженное молчание и казалось, что невидимая связь возникла между нами, будто мы заключили договор, подписанный кровью.

– Дело в том, что у нас с ребятами есть еще одно невыполненное дело. Надо все довести до конца.

– Ты о чем?

– Тебя это никак не касается, Франк. Но мы все понимаем, о чем идет речь.

И действительно, я не встретил ни одного недоуменного взгляда, все все понимали. Тем лучше, будут сэкономлены силы и время. Я чувствовал себя очень уставшим.

– Слушай внимательно, Филбрек, чтобы не возникло никаких недоразумений, сейчас я скажу тебе, как начнется последний акт нашей маленькой комедии. В течение ближайших трех минут кто-нибудь опустит в классе шторы…

– Не вижу смысла, – резко произнес Филбрек.

Я глубоко вздохнул. Что за чудак!

– Когда до тебя наконец дойдет, старина Франк, что парадом командую я? Слушай внимательно и постарайся понять: сейчас кто-нибудь из ребят, вовсе не я, подойдет к окну и опустит шторы. Можешь пристрелить его, конечно. Но тогда, я полагаю, тебе стоит сразу нацепить свой полицейский значок на задницу и распрощаться с этими двумя столь дорогими твоему сердцу предметами.

Ответа не последовало.

– Молчание – знак согласия, – произнес я, стараясь, чтобы голос мой звучал весело. На самом деле никакого веселья в эту минуту я не испытывал. – Мне все равно, чем ты будешь сейчас заниматься. Но если опять начнется реализация каких-нибудь гениальных идей по моему устранению, я открываю огонь по присутствующим. Если же ты будешь паинькой до часу дня, все будет замечательно, и все узнают, какой ты большой и храбрый полисмен, настоящий герой. Договорились?