Шрифт:
– Заходите, – махнула она им рукой, – вот теперь другое дело, повеселели малость. Помирились?
– А мы и не ссорились, – сказал Игорь.
Ирина только кивнула и прижалась головой к его плечу.
– Что это у вас, баба Дуся? – Игорь подошел поближе.
– А вот мы с Иришкой сегодня поработали.
На фотографиях было изображено множество молодых людей. На некоторых группами, но больше по одиночке. Игорь с удивлением посмотрел на Бабусю.
– Я тебе, внучек, сейчас все расскажу.
И Бабуся начала рассказывать.
Она подумала, что приятели Дениса могут учиться в том же техникуме, что и он. Пускай он там редко появлялся, но все же разговаривал хоть иногда с кем-нибудь. И Бабуся отправилась в техникум. Там она объясняла всем, что приехала из деревни, ищет своего внука. А сама, между делом, все прислушивалась к разговорам.
А говорили-то по большому счету только о Денисе. В техникуме уже узнали о его убийстве и обсуждали это на все лады. Менты тоже уже побывали у них, расспрашивали о том, с кем Денис общался. Но он почти ни с кем и не общался. Так, перекинется только парой слов. Да, и откровенничать с ментами никто не собирался. Зачем? Себе дороже только будет.
Она пристроилась недалеко от группы студентов и услышала немало интересного.
– Вот и спекся, Селюня, – говорил один из них, высокий, в черном стильном пиджаке.
– Никогда бы не подумал, что его убьют, – отвечал другой, худой, в синей водолазке.
– Почему? – встрял третий, с короткими русыми волосами, в клетчатой рубашке и кожаной черной безрукавке. – Я слышал, что он играл.
– Кто не играет? – обладатель черного пиджака повернулся к русоволосому. – Покажи мне такого.
– Он не просто играл, – не сдавался русый, – а ходил в гости к Кеше-черту.
– Точно знаешь? – лениво спросил худой.
– Зуб даю, – ответил русый, – мы только однажды по пьяни туда с Лысым ввалились, так нас оттуда как поперли. А Денис за картами сидел, так он рукой махнул, чтобы нас оставили.
– Вы остались? – удивленно посмотрел худой.
– Остались, но недолго. За нами все время такой мордоворот ходил, что мы быстро оттуда слиняли.
– А как вы туда попали? – удивился четвертый, молчавший до этого парень с длинными вьщимися волосами и серьгой в ухе.
– Лысому кто-то пароль дал. Он сначала не хотел говорить, а потом по пьяни проболтался.
– А Селюня ничего вам объяснять не стал?
– Нет. Только мне Лысый сказал, что он давно играет и постоянно у Кеши-черта бывает. Такие иногда бабки ломит. Кое-кто даже сомневается, все ли чисто. Только Кеша его в обиду не давал.
– Не давал, – сказал худой, – а все-таки его убили.
– Его не из-за игры убили, – сказал длинноволосый, – за мной на лекциях Томка сидит. Они с Олькой как заведутся, всю пару только их и слышу. Я стал уже плейер носить, чтобы только музыка играла, а не бабские секреты в ушах вязли.
– Томка сказала, что его не из-за карт убили? – удивился русый. – Фигня какая-то получается.
– Ты подожди, – огрызнулся длинноволосый, – не дослушаешь сначала.
– Ну, давай, – все смотрели на парня.
– Я как раз музон выключил, а Томка трещать стала. Мол, Денис новую подружку завел, наконец-то. И никого-нибудь, а Веру Дольских с третьего курса.
– Гонишь! – не поверил черный пиджак, а остальные согласно загудели.
– Я тоже так подумал, – сказал длинноволосый, слегка подергав сережку в ухе, – это Томка так говорила. Томка эту Веру хорошо знает, они в одной школе учились и в одном доме живут.
– А папа у Веры кто, знаешь? – встрял худой.
– Дольских Вениамин Михайлович, – отмахнулся длинноволосый, – президент банка „Европа-Волга“.
– Правильно, – не сдавался худой, – так зачем ей твой Денис сдался?
– Дайте же сказать, – взвился худой, – Олька ей почти также и сказала, а Томка, дура, только хихикала. Денис сам хвастался Вере, что наследство получил, и даже кое-что из побрякушек показывал, Вера как их увидела, сразу сменила гнев на милость и решила с Денисом встречаться.
– Не слабо! – выдохнул русый. – И что?
– Вот они и начали встречаться.
– Постой, – опять вмешался худой, – я ведь слышал, что у Селюни кто-то был.
– Ага, – поддержал русый, – не то певичка, не то балерина.
– Сами вы балерины, – отмахнулся длинноволосый, – она у него музыкантша была, в консерватории училась. Я ее видел однажды. Селюня меня, правда, не заметил.
– Музыкантшу, значит, в отставку, а сам к Вере, – заржал черный пиджак, – она хоть хорошенькая, эта музыкантша?