Толпа стала расходиться по своим делам, но Джекоб Уэлз остался на берегу, в центре небольшой группы. Разговор шел о голоде, но это был разговор мужчин. Даже Дэв Харней перестал проклинать страну за недостаток сахара и посмеивался над новичками, чечако, как он называл их, пользуясь сивашским наречием. Среди разговора его зоркий взгляд подметил вдруг черное пятнышко, плывшее по реке, прокладывая себе путь среди сала.

— Посмотрите-ка! — воскликнул он. — Лодка из Питерборо.

Изгибаясь и поворачиваясь то в ту, то в другую сторону, то гребя, то отталкиваясь от плывущих льдин, два человека, управлявшие лодкой, пробились к полосе прибрежного льда и поплыли вдоль нее, ожидая, чтобы где-нибудь открылся проход. Добравшись до устья канала, прорезанного пароходом, они налегли на весла и помчались по спокойной застывающей воде. Стоявшие на берегу встретили их с распростертыми объятиями. Они помогли им выбраться на сушу и вытащили лодку из воды. На дне ее оказались два кожаных чемодана, пара одеял, кофейник, сковородка и довольно тощий мешок с провизией. Сами же люди так замерзли и одеревенели от холода, что едва держались на ногах. Дэв Харней посоветовал им поскорее выпить виски и стал энергично тянуть их за собой, но один из путников задержался, чтобы пожать руку Джекобу Уэлзу.

— Ваша дочь едет за нами, — заявил он. — Мы обогнали их лодку на какой-нибудь час. Она может показаться каждую минуту. У меня есть для вас письма, но этим мы займемся немного погодя. Сначала нужно подкрепиться.

Уходя с Харнеем, он вдруг обернулся и указал вверх по реке.

— Вот она, наконец. Выплывает из-за утеса.

— Живее, ребята, живее, вам необходимо проглотить виски, — уговаривал их Харней. — Скажите там, пусть запишут на мой счет; возьмите двойную порцию, извините, что не могу составить вам компанию. Я останусь здесь.

По реке плыл уже густой лед, местами тонкий и рыхлый, местами плотный и твердый, оттесняя лодку на середину Юкона. С берега было ясно видно, как гребцы боролись с течением. Четверо мужчин, отталкиваясь веслами, прокладывали дорогу между затиравшими лодку льдинами. В лодке горела юконская печка, над которой колебался синеватый столб дыма. Когда путешественники приблизились к берегу, ожидавшие увидели на корме женщину, которая работала рулевым веслом. При этом зрелище в глазах Джекоба Уэлза загорелся огонек. Вот первое и превосходное предзнаменование, подумал он. Она осталась верной имени Уэлзов, смелых и неутомимых борцов. Годы, проведенные в культурной обстановке, не лишили ее силы и мужества. Оторвавшись от родной почвы и вкусив иных плодов, она смело и радостно возвращалась снова в суровую страну.

Эти мысли мелькали у него, пока облепленная льдом лодка не приблизилась к краю береговой полосы льда. Один из гребцов — белый — выскочил на лед с багром в руке, чтобы замедлить движение лодки и направить ее в канал. Но лед, образовавшийся лишь прошлой ночью, был еще слишком тонок. Он подломился под его тяжестью, и человек провалился в воду. Нос лодки, под напором толстой льдины, повернул в сторону, так что упавший гребец выплыл у кормы. Рука женщины с молниеносной быстротой ухватила его за ворот, и в тот же миг голос ее резко и повелительно приказал лодочникам-индейцам дать задний ход. Продолжая поддерживать голову упавшего над водой, она всем телом налегла на рулевое весло и направила лодку кормой вперед в канал. Несколько взмахов весел — и лодка причалила к берегу. Девушка передала воротник человека Дэву Харнею, который вытащил его из воды и после чего погнал поскорее по дороге в город.

Фрона выпрямилась; щеки ее раскраснелись от усилия. Джекоб Уэлз остановился в замешательстве. Он стоял теперь в двух шагах от нее, но их разделял промежуток в три года. Расцвет женственности в этой двадцатилетней девушке, с которой он расстался, когда ей было семнадцать, превзошел все его ожидания. Он не знал, что делать: сжать ли в объятиях это лучезарное юное существо или взять ее за руку и помочь выйти на берег. Но Уэлзу не пришлось долго размышлять, потому что, не дожидаясь его помощи, она выскочила из лодки и очутилась в его объятиях. Те, кто стоял повыше, все до единого, деликатно отвернулись в сторону, пока отец с дочерью, обнявшись, поднимались к ним.

— Моя дочь, господа!

Лицо его сияло гордостью. Фрона с дружеской улыбкой окинула всех ласковым, смеющимся взглядом, и каждый почувствовал, что ее взгляд на мгновение слился с его взглядом.

Нечего и говорить о том, что Вэнсу Корлису очень хотелось еще раз повидаться с той девушкой, которой он дал приют в своей палатке. Он оказался недостаточно предусмотрительным, не захватив с собой в путешествие фотоаппарата, но природа, благодаря другому, несравненно более тонкому процессу, запечатлела свой солнечный образ в его мозгу. Достаточно было одного мгновения, чтобы он оказался зафиксированным там навсегда. Волна света и красок, перемещение и сцепление молекул, чрезвычайно тонкий, но точный подсознательный мозговой процесс — и снимок готов. Мрачные скалы, залитые потоком солнечного света, стройная женская фигура в сером, выступающая в лучезарном ореоле из полосы, где сливаются свет и мрак; ясная утренняя улыбка юного лица в пылающей рамке расплавленного золота.

Вэнс часто любовался этим образом, и чем больше он вглядывался в него, тем сильнее разгоралось в нем желание снова увидеть Фрону Уэлз. Он ожидал этого события с трепетом, с восторгом, точно предчувствуя, как сильно оно повлияет на всю его жизнь. Эта девушка казалась ему новой, свежей женщиной, не похожей на все, что он встречал до сих пор. Из очарованной дали ему улыбалась пара светло-карих глаз и рука, нежная и в то же время сильная, манила его к себе. Во всем этом скрывалось какое-то непобедимое обаяние, похожее на аромат греха.