Шрифт:
Здесь все было неподдельно и искренне, и никто ни перед кем не демонстрировал ни своей скорби, ни своей верности. Все знали друг друга много лет. Все знали и меня, и то, что я была плохой дочерью, и то, что отец мой был плохим отцом, и то, что отец все-таки любил меня, а я любила его.
Никто здесь не считал его ни богом, ни сверхчеловеком, ни гением, ни злодеем, — его любили и уважали за самые обыкновенные человеческие качества, о которых прислуга судит всегда безошибочно» [110] .
110
С. Аллилуева. Двадцать писем к другу. М., 1990. С. 11–14.
А вот воспоминания человека, в которого была влюблена юная Светлана, вернувшегося в Москву из заключения после смерти Сталина: «Я зашел тогда в скверик, сел на скамью и бессмысленно смотрел, как играют дети….
Какой-то мальчик, смеясь, пробежал мимо— я увидел худенькие, беззащитные детские ножки. И что-то случилось… Я зарыдал. Я рыдал бесстыдно, сладко, как в детстве… И прощал… прощал… прощал…» [111] Не только у А. Киплера воспоминания о Сталине ассоциировались началом исторической «оттепели».
111
Э. Радзинский. Три смерти. М.: «АСТ», 2007. С. 406.
Но у основной массы советских людей скорбь по Сталину была чистой и неподдельной и часто несдержанной в своем проявлении. Женщины, мужчины, дети плакали на улицах и в вагонах метро, в учреждениях, на фабриках и в школах. Многие устремились к Колонному залу Дома Союзов еще задолго до того, как туда было доставлено тело Сталина.
Власти, отвечавшие за безопасность и охрану порядка в Москве, проявили растерянность и неспособность организовать прощание советских людей со Сталиным. Неорганизованность в направлении колонн людей, двигавшихся к Колонному залу, привела к тому, что начались давки, в которых были раненые и погибшие. Власти явно не справлялись с обеспечением порядка в столице.
И это трагическое событие, сопроводившее уход из жизни Сталина, всяк волен вспоминать и трактовать по-своему. Вот, например, воспоминания Э. Радзинского:
«.. Но так просто Хозяин не ушел. В Москве состоялось его невиданное кровавое прощание с народом.
Его положили в Колонном зале, и тысячные толпы скорбящих вышли на улицу. Из всех городов шли поезда с людьми — проститься с богом…
Помню солнечный день и девушку рядом, ее безумные глаза. Толпа сжимала нас (ее теснила милиция), мы задыхались. Вдруг все сдвинулось, и люди попадали. Меня понесло по людям, я спотыкался о тела… Помню, как вырвался и упал на мостовую. Пола пальто оборвана, но — живой…
В тот день тысячи увезли в мертвецкие. Уйти без крови он не смог… И задавленные присоединились к миллионам, которые он уничтожил.
В тот же день, 5 марта 1953 года, умер еще один человек. Но смерть его прошла совершенно незамеченной. Это был Сергей Прокофьев. Вдова пыталась достать хоть какие-то цветы, но все было закрыто, ничего не продавалось. Ее соседка по дому срезала все комнатные растения, чтобы хоть что-то положить на гроб великого композитора. В это время любимый пианист Прокофьева Святослав Рихтер летел из Тбилиси в специальном самолете — играть в Колонном зале у гроба Вождя. Самолет был завален цветами, и Рихтер буквально задыхался от их запаха…» [112]
112
Э. Радзинский. Три смерти. С. 407–408.
Гроб с телом Сталина был установлен в Колонном зале Дома Союзов б марта 1953 года.
Три дня продолжалось прощание народа со своим вождем. Тысячи людей шли поклониться человеку, который сделал для них и для Родины так много великих дел.
Желающих увидеть Сталина было много, переполнились все улицы, прилегающие к Колонному залу. Милиция и воины не могли сдерживать напор людской массы. Ехали в Москву со всех концов страны. Чтобы прекратить приток людей, было отменено прибытие в столицу пассажирских поездов и электричек. Но люди шли в город пешком, весь центр Москвы был переполнен, стояли сутками только бы попасть в траурный зал.
Будущий первый заместитель Председателя КГБ СССР Ф. Д. Бобков вспоминал:
«6 марта утром в Колонный зал Дома Союзов, где стоял гроб с телом Сталина, пришли руководители страны. Сталин лежал в своем старом кителе генералиссимуса, который по случаю почистили и подшили обтрепанные рукава. Зал был пуст, лишь несколько человек да распорядители скорбной церемонии растворялись в его пространстве.
Распорядители устанавливали возле гроба венки. Неподалеку от гроба стояла группа членов Политбюро — Маленков, Берия, Хрущев, Молотов, Каганович, Микоян. Громко рыдал Хрущев, остальные грустно молчали» [113] .
113
Ф. Бобков. Последние двадцать лет. Записки начальника политической контрразведки. М., 2006. С. 181.
С большим прискорбием весть о кончине Сталина восприняла Русская Православная Церковь, православные верующие, а также верующие других конфессий молились за упокой вождя.
В траурные дни 1953 года патриарх Алексий направил Совету Министров СССР следующее послание:
«От лица Русской Православной Церкви и своего выражаю глубокое и искреннее соболезнование по случаю кончины незабвенного Иосифа Виссарионовича Сталина, великого строителя народного счастья.
Кончина его является тяжким горем для нашего Отечества, для всех народов, населяющих его. Его кончину с глубокой скорбью переживает Русская Православная Церковь, которая никогда не забудет его благожелательного отношения к нуждам церковным.