— Хочу! И заставлю! Водил на сворке? Вы преступаете Границы дозволенного, господин мой аббат! — Людовик подался вперед, вцепившись руками в колени. — Вы что, моя совесть?

— Богом клянусь, немного совести вам бы не помешало! — Аббат Бернар не собирался отступать ни на полшага.

— Со мной вы не будете говорить в подобном тоне. — Людовик вскочил с места и быстрыми шагами устремился вперед, словно собирался ударить аббата. — Я же буду поступать, как сочту нужным. Я здесь король!

— Тогда и ведите себя, как король, пред лицем человеков и Господа Бога, — загремел в ответ Бернар. — Именем Божиим говорю! Отчего старались вы изо всех сил ублажить женщину, которая дана вам в жены? Разве не видели исходящей отсюда опасности? Что побудило вас осуждать кровосмесительную связь Вермандуа с его первой женой?

— Да ведь это противно законам церкви, — прорычал Людовик. — Противно Богу.

— Глупец! Глупец, блуждающий во тьме! — Глаза Бернара метали молнии. — Надо же — привлекать внимание к смешению крови! Тогда как и вы сами состоите со своей женой в запретной степени родства. Кровосмешение — дело очень опасное. Одному (провались он в преисподнюю!) аукнется, другому (трижды провались он!) откликнется!

Повисла тишина.

Атмосфера в зале вдруг так сгустилась, словно он весь заполнился дымом. Все замерли, будто очутившись на краю пропасти. Никто не смел пошевелиться. Даже дыхания не слышалось. Что же это такое? Мое внимание без остатка поглотили слова аббата.

— Что такое? — растерянно переспросил Людовик, переводя взгляд с аббата на меня. — Это ведь неправда.

— Еще какая правда! — снова оглушил присутствующих Бернар раскатами своего голоса. — Или вы хотите сказать, что вам сие не ведомо?

— Да. Я этого не признаю. Нет ни единого доказательства…

— Доказательства? Да ведь сам епископ Леонский разоблачил запретно близкую степень родства.

— Неправда! — в ярости выкрикнул Людовик. — Я этому не верю. И не потерплю, чтобы это обсуждали, слышите вы меня? Элеонора — моя законная супруга.

Происходившее после вокруг меня отодвинулось куда-то далеко. Я больше не обращала внимания ни на что. Вопрос о кровосмесительстве повис передо мной в воздухе, как столбик высвеченных солнечным лучом пылинок, мне же предстояло уловить его и разгадать значение. То было откровение, которым я не могла пренебречь. А раз уж я узнала, кто располагает нужными сведениями и способен мне помочь…

Людовик отверг прозвучавшее обвинение, но я готова была биться об заклад, что аббат Бернар сказал чистую правду.

— Ваше величество… — Епископ Леонский [42] не без труда поднялся из кресла и согнул свое грузное тело в поясном поклоне.

Мне было слышно, как он тяжело дышит — в равной мере и от физических усилий, и от охватившего его беспокойства.

— Ваше величество…

Он не мог придумать, что сказать еще, да и откуда ему? Я не предупреждала о своем приезде. Думаю, и выражение лица у меня вовсе не было благодушным после долгого путешествия в глубь Аквитании по жаре, я лишь могла надеяться, что не уеду отсюда несолоно хлебавши.

— Приветствую вас, господин мой епископ, — с этими словами я переступила порог его покоя.

Епископ жил умеючи, с удобством; я восхитилась наполненной светом комнатой, стены которой были увешаны гобеленами, столы завалены книгами, а в каждом кресле лежали подушки, располагая гостя посидеть подольше и получить как можно больше удовольствий. Если б это зависело от меня, я бы снова поселилась в Аквитании. Только бы снова стать самой себе хозяйкой… Взглядом пригвоздила епископа к месту.

— Я хотела бы, чтобы вы познакомили меня с плодами своих недавних исследований.

Его круглое лицо вспыхнуло румянцем, упрятанные между толстыми щеками и лбом глазки, очень похожие на поросячьи, расширились. И без того сжатые губы сжались еще плотнее. Этот человек не вызывал симпатии, однако он был начитанным богословом, да и его сюзереном была в первую очередь я, а не мой супруг — впрочем, не всякий бы в это поверил, видя ясно написанную на его лице крайнюю растерянность.

— Моих исследований, Ваше величество?

Я подошла ближе, вынуждая его поднять взгляд. Росту в нем было чуть больше трех локтей [43] , и мне было приятно, что хоть на пару вершков я над ним возвышалась.

— Очень прошу вас, сударь, не играть со мной в кошки-мышки. Вы знаете, для чего я приехала. Покажите мне.

— Ваше величество… Совершенно правы. — Говоря по справедливости, он и не пытался дальше изображать неведение. — Но я не в силах…

Я позволила себе легкую улыбку, которая тотчас же исчезла, стоило ему чуть-чуть расслабиться.