Собеско промолчал. Он вообще в последнее время стал совсем неразговорчивым, и это даже беспокоило Эргемара.

Внезапно один из автобусов, замигав огнями, затормозил прямо перед заводоуправлением. Дверца распахнулась, и на асфальт выпрыгнул Дилер Даксель. Автобус тут же снова тронулся, стремясь побыстрее занять свое место в колонне, а Даксель смотрел ему вслед и махал рукой, пока автобус окончательно не скрыли другие машины. И только тогда он развернулся и перешел к Эргемару и Собеско.

– Отправил, – сказал Даксель. – Их эвакуируют в Легушт. Это в горах. Лес, свежий воздух и никаких пришельцев. Обещают, что максимум на двое-трое суток. Но знаете, что-то все равно неспокойно. Я уж попросил старшего, чтобы он присмотрел за мамой и сестрой. Ему скоро четырнадцать, он у меня к тому же уже такой самостоятельный и ответственный. Только вот все равно…

– У вас плохие предчувствия? – серьезно спросил Собеско.

– Да не в этом дело. Понимаете, мы с женой с самого детства вместе. Наши семьи даже плыли сюда на одном корабле. А потом жили вместе в Эрвайне – мы жили на первом этаже посольского дома, они на втором. Мы с ними все породнились. Брат мой женился на ее сестре, сестра вышла замуж за их кузена. А теперь… мне просто страшно. Даже во время войны так не было. Тогда мы были еще дети, не понимали. Да и к тому же были все вместе. А вы женаты? – вдруг спросил Даксель, глядя на Собеско.

– Был, – коротко ответил Собеско, чуть поморщившись.

Проклятый баргандец попал в самое больное место. И что поделать – когда уже крепко за тридцать и жизнь, считай, почти что перевалила за середину, волей-неволей все чаще задумываешься, кто ты и что ты есть в этом мире. И как жить дальше, когда во внутреннем кармане лежит аккуратно сложенным то самое письмо на министерском бланке с гербовой печатью и двумя подписями?

Сил нет, как хочется вернуться, ринуться головой вперед во внезапно открывшуюся лазейку. Но дома ничего не изменилось. В письме говорится о прощении за то, что он не считает виной. Живы и находятся у власти все те люди, что выбросили из армии его отца, лишив его смысла жизни, желания жизни, а в конце концов и самой жизни. Наверное, все так же блистает на светских приемах и раутах его мать – как же, аристократка, генеральша, а может, уже и маршальша, возможно, напрочь забывшая, что когда-то была женой простого армейского полковника…

И, вероятно, по-прежнему процветает его драгоценная зануда-сестрица со своим подонком мужем, который когда-то – в первый и последний раз – пришел к нему домой, чтобы заявить, что им все известно, и что теперь у него есть только выбор между тюрьмой и эмиграцией. Он тогда выбрал изгнание, не зная еще, что выбирает вместо несвободы не-жизнь… И хотя девственная природа, пустыни, горы и джунгли для него по-прежнему милее шума городов, и порой кажется, что это и есть та самая жизнь, которую он всегда хотел, и другой не нужно, где-то в глубине души все чаще прорывается неясная тоска по простому человеческому счастью, которого ему, оказывается, так не хватало – и в детстве, и во время того неудачного брака, и вообще всегда.

Наверное, что-то из этого все же отразилось на лице Собеско, потому что Дилер Даксель отступил.

– Простите, – тихо сказал он.

Только "Простите", без этого идиотского "Я же не знал", и Собеско за это начал его всерьез уважать.

– Вот что еще, – сказал Собеско, как он надеялся, совершенно нормальным голосом. – Как увидите директора, передайте, что мы готовы. Можем вылетать хоть сейчас. И лучше бы сейчас, а то большая часть срока, который нам давал тот майор, уже, по-моему, позади.

– А вообще, – добавил Эргемар. – Если ему так надо вывезти все эти бумажки, взял бы лучше грузовик.

– Из грузовика, в случае чего, можно запросто выпрыгнуть и спрятаться в кустах, – пояснил Собеско. – А эту вертушку пришельцы смахнут с неба одним щелчком. Мы же видели, на чем они летают.

– Ладно, – пожал плечами Даксель. – Передам ваше мнение, как экспертов по пришельцам. Но особенно не надейтесь. Наш директор – человек крайне упорный и добросовестный. И пока не закончит то, что задумал, уйдет с завода разве что под бомбами.

– Ставлю три к одному, что так и будет, – проворчал Эргемар в спину удаляющемуся Дакселю. – Вот угораздило вляпаться!

И снова оставалось только сидеть на бордюре, подставляя спины осеннему солнцу, и ждать. Эргемар все время поглядывал на часы. Ему было крепко не по себе, особенно из-за того, что он не знал, как близко пришельцы, и идут ли они действительно сюда. Собеско, по крайней мере, внешне, был спокоен. Чисто для разнообразия он решил немного побыть фаталистом и теперь терпеливо ждал, что все его проблемы как-нибудь разрешатся сами собой.

Казалось, этот день никогда не кончится, и Эргемар даже удивился, когда увидел, как из здания заводоуправления выходит толстяк-директор, сопровождаемый знакомым шуанским майором. Шагах в пятнадцати не доходя вертолета, они остановились, и слабый ветер доносил до Эргемара и Собеско обрывки их разговора.

– Вы сделали все, что могли, – кажется, сказал майор по-баргандски. – Не волнуйтесь, всех ваших людей мы посадим на транспорт. Поторопитесь.

– Да-да, – кивнул директор. – Но я совсем забыл, передайте Дакселю…