Шрифт:
Этот случай с амнезией — потерей памяти — не выделяется чем-либо особенным из ряда подобных. Иначе было у Пола Миллера.
— Мне сказали, — вспоминает он, — что до потери памяти я был заядлым курильщиком. Но у меня не было ровно никакого желания закурить. Я даже не помнил, курил ли когда-нибудь, хотя пальцы пожелтели от никотина. Ужасное ощущение — ничего не помнить о себе! Когда я очнулся в больнице, мне все казалось непонятным. И только постепенно ощущения стали упорядочиваться в какое-то подобие цельной картины, но ясности так и не наступало…
Как только личность Миллера была установлена — после публикации его фотографий, — к нему привели девятилетнию дочь. Когда девочка подошла к постели отца, на его лице не дрогнул ни один мускул.
— Врачи решили, что я могу навестить своих близких. Они рассчитывали, что знакомая обстановка поможет вернуть память. В Ноттингеме меня встретила мать — я ее не узнал. С ней и в сопровождении врача пошли в город. Совершенно неожиданно я автоматически направился к нужной автобусной остановке. Но по мере того, как память медленно возвращалась, я стал чувствовать себя все хуже, и меня снова уложили в больницу. Понадобилось еще раз поехать в Ноттингем, прежде чем я вспомнил, кем приходится мне эта немолодая женщина — моя мать. По мере того как два мира — старый, в котором я жил прежде, и новый обретенный — стали сближаться, у меня началась путаница в голове…
Самое удивительное в истории Миллера заключается в том, что, по его словам, после выздоровления «его интеллект стал острее». Еще находясь в больнице, он построил модель парусника, не пользуясь никакими чертежами и рисунками.
Газета «Неделя» рассказала своим читателям волнующую историю, связанную с минувшей войной. В газету пришло письмо: «Прочитала потрясшую меня историю о солдате Ростиславе Кравчуке, который после ранения на войне на тридцать лет потерял память. Я прошу вас вернуться к этой истории, рассказать, как сейчас живет ее герой, как себя чувствует, работает ли, как заботятся о нем близкие, друзья, односельчане». Читательнице ответил журналист В. Монахов:
— Он вернулся в родное село, человек, которого столько лет звали в лечебнице просто СОЛДАТОМ. Его берегут земляки, заботятся о нем. Вот в саду у соседки поспели яблоки — она Ростиславу несет пробовать, а когда-то, бывало, за уши драла, когда мальчишкой залезал в ее сад. Председатель колхоза Семен Зимогляд, проезжая мимо, обязательно заглянет: не надо ли чего? Для всех односельчан Ростислав Кравчук — словно живая память о войне. В нем видят всех солдат, которые могли прийти домой, но не пришли, чьи имена золотом вытиснены на обелиске в центре Сабатиновки. С этого обелиска недавно стерто только одно имя — его.
Он пока не работает, все еще лечится. Мучает солдата военная память. Придет на берег реки, обхватит голову руками, курит, думает, вспоминает. Ночью бредит: «Отрезай пехоту, Федор! Огня, ребята!..» А в «Неделю» идут и идут письма от солдатских вдов и матерей… Для них история Кравчука — новая искорка надежды на возвращение своих.
Случаи полной потери памяти — весьма наглядное свидетельство тому, каким еще поистине дремучим лесом остаются для нас процессы, связанные с запоминанием и воспоминанием.
Емкость нашей памяти огромна. По этому параметру человеческий мозг превосходит любую самую крупную библиотеку и самую мощную электронно-вычислительную машину. А вот как работает этот невероятно сложный нейронный мир — мы знаем еще очень мало. Но разведчики этого мира проникают все дальше в его области.
Ученые уже знают, что в нашем мозгу нет каких-то особых центров памяти. Однако и не все области мозга участвуют в процессах памяти одинаковым образом. Установлено, например, что человек теряет способность что-либо запоминать при поражении участков мозга, входящих в так называемую лимбическую систему. Наблюдения канадского нейрохирурга У. Г. Пенфилда, советского нейропсихолога А. Р. Лурия показывают, что у таких больных могут сохраняться все знания, навыки и умения, приобретенные до болезни, но они не могут научиться ничему новому, даже запомнить новый адрес дома, куда переехали жить.
А пока в научных лабораториях идут поиски истины, всем нам полезно помнить о некоторых несравненно более простых и давно известных истинах. Речь идет о том, чтобы каждый сам заботился о своей памяти, укреплял ее тренировкой и не питал надежды на появление чудодейственных таблеток (хотя кто знает, а вдруг они и на самом деле появятся когда-нибудь в аптеках: некоторые исследователи убеждены, что запоминание обусловлено протеканием определенных биохимических процессов, в результате которых вырабатываются вещества — «носители памяти»). В очерке о директоре Института экспериментальной медицины академике АМН СССР Наталии Петровне Бехтеревой А. Борин рассказывает: «Однажды я пожаловался Бехтеревой на то, что у меня заметно портится память. Не могу вовремя вспомнить нужную вещь. Она засмеялась:
— Побольше зубрите. Да, да! Предки наши были совсем не дураки. Конечно, заставляя детей запоминать вопреки смыслу и логике, они часто перегибали палку. Но, боюсь, современная педагогика, ориентируясь исключительно на логическое запоминание, тоже в свою очередь перегибает палку. Ведь чем была полезна зубрежка? Не тем, что человек умел страницами наизусть читать Гомера. Без этого, наверное, можно обойтись. А тем, что у такого человека вырабатывался совершенный аппарат извлечения информации из памяти. Аппарат, действующий автоматически. Без помощи ассоциативных, логических подпорок… А теперь до чего дошло? Спросите в классе: «Как имя-отчество вашего учителя?» Половина детей не помнит. До такой «логики» дошли, что эту «ненужную» информацию даже не потрудились усвоить… Настало, наверное, время, — сказала она, — всерьез задуматься об объединении физиологии с педагогикой…» У каждого из нас есть интелектуальные резервы, но проявляются они не всегда. У некоторых слабая память, когда речь идет, скажем, о запоминании математических формул, зато они прекрасно помнят результаты спортивных рекордов, соревнований. Значит, у одного и того же человека может быть прекрасная память и никуда не годная. Понятно, что это связано прежде всего с интересами человека. Но ведь интересы тоже можно прививать, воспитывать.