– Маша, когда наутро вернулась домой. Ей стало плохо, и она вызвала милицию. А милиции пришлось вызывать для нее «скорую», потому что Маше стало плохо с сердцем. Нас с женой тоже вызвали с юга, я вылетел в тот же день, как узнал. Отдохнули! – он горько усмехнулся, потом подошел к шкафу и достал из него бутылку коньяку.

– Я прошу прощения, – произнес он. Лицо его покрылось красными пятнами. Чувствовалось, что профессор разнервничался не на шутку, вспоминая эту старую и крайне неприятную историю. – Выпить захотелось. Составите мне компанию? Коньяк превосходный!

– Нет, спасибо, – вежливо отказалась я, не став подчеркивать, что не пью принципиально. Не такая уж я невоспитанная, Олечка, как ты хочешь представить!

Профессор налил себе коньяк в маленькую рюмочку и быстро выпил. Потом задумчиво стал смотреть в окно.

Я сидела и молча пила кофе.

– Ну так вот, – спохватился он через некоторое время. – Я тогда был просто в шоке. Попал в больницу. Милиция постоянно звонила, сообщала результаты расследования… Потом взяли этого человека, Седого… Я чуть с ума не сошел от радости! Но оказалось, что все это напрасно. Коллекции так и не нашли. Он отказался сказать, где спрятал ее. Все напрасно!

– Ну почему напрасно? – попыталась я хоть как-то успокоить его. – Он понес заслуженное наказание…

– Да что мне наказание! – Караевский вскочил и махнул рукой. – Разве меня это интересует? Мне нужна коллекция, а сводить счеты – это низко!

– Не счеты сводить, а наказать преступника, – поправила я его.

– А, все равно! – профессор снова махнул рукой и опять наполнил рюмку коньяком. Одним махом опрокинул ее в рот, не закусывая, и заходил по комнате. – Ведь я согласен был даже заплатить ему, чтобы он вернул коллекцию! Даже предлагал ему деньги! И большие деньги, поверьте! Отказался, подлец такой!

У Караевского вздулись вены.

– Вы, пожалуйста, успокойтесь, – мне даже стало неловко, что из-за меня он так разволновался.

– Да… – Караевский потер лоб. – Вы меня простите, пожалуйста. Просто я потратил многие годы, чтобы собрать эту коллекцию. Ездил в экспедиции, знакомился с нужными людьми… Тратил деньги. И вот… все рухнуло!

– Скажите… – мне закралась в голову очень интересная мысль. Я радовалась, что меня в этот момент не видит и не слышит Жора. У нас с Жорой разный взгляд на многие вещи, и ему вряд ли понравилось бы то, что я надумала. Но это его проблемы. – Вы говорили, что готовы были бы заплатить, если б вам вернули эту коллекцию…

– Безусловно, – твердо сказал Караевский и повторил:

– Безусловно!

– Отлично, – в душе у меня все запело. – Значит, если я найду ее…

– Можете смело рассчитывать на вознаграждение! – с жаром произнес он. – Но только… Вы знаете, прошло столько лет, а я все еще надеюсь… Надеюсь увидеть свое сокровище… Но ведь по этому делу работала вся милиция! И ничего…

– Ну, не совсем ничего, – поправила я, ощутив легкую обиду за родную милицию. Все-таки там работал мой некогда любимый муж. – Ведь нашли же преступников?

– Да, да… Конечно. Я не то хотел сказать.

– В общем, – проговорила я, вставая, – я постараюсь сделать все, что в моих силах. Понимаете, теперь я, не буду скрывать, очень заинтересована в том, чтобы коллекция нашлась.

– Я вас понимаю, – произнес Караевский.

Но я не думаю, чтобы он понимал. У нас разные цели: ему нужна коллекция, а мне, грешной и приземленной, – деньги. У каждого свои ценности. Но, конечно, помочь увлеченному человеку мне тоже хотелось. Не такая уж я меркантильная.

– Простите, Полина Андреевна, – задержал меня в дверях Караевский. – А вы уверены, что сможете найти коллекцию?

– Я, к сожалению, ни в чем не уверена, – вздохнула я. – Ничего гарантировать не могу. Но стараться буду не за страх, а за совесть. Это я вам обещаю. Понимаете, сейчас как раз появились новые обстоятельства, которые могут пролить свет на это дело. Во всяком случае я очень на это надеюсь.

– А я буду надеяться на вас, – ответил Караевский, целуя на прощание мою руку.

Очевидно, он уже хватался за любую соломинку в надежде, что хоть кто-то сможет ему помочь.

Мне очень понравился этот человек, и я от души хотела, чтобы он обрел долгожданное спокойствие.

Больше я пока все равно ничего не могла сделать: Мутный и Рябой не пойманы, остальные участники этой истории умерли. Я имею в виду Седого, его жену и Галькину тетку. А кто еще может что-то рассказать? Значит, нужно ждать известий от Жоры, как это не печально.

Овсянников позвонил вечером и грустным голосом сообщил, что пока ему нечем меня порадовать. В смысле продвижения дела. Зато он может это компенсировать и приехать составить мне компанию. Вдвоем все же веселее. Это он так считал.