Я рухнул в кресло и сжал голову ладонями. Он подошел ближе, я чувствовал его ладонь, что зависла на моим плечом, но так и не коснулась.

— Все бросить? — прошептал я. — Да, это было бы разумно…

Его голос прозвучал над моей головой с явным облегчением:

— Вы приняли верное решение. Тяжелое, но верное.

— Что? — переспросил я. — Разве я уже принял?

— Думаю, да.

— Еще нет, — ответил я сквозь зубы. — Самое разумное решение… не всегда самое лучше.

Я поднял голову, он смотрит с явным сочувствием.

— Все остальное — катастрофа. Быстрая.

— Страх перед катастрофой, — проговорил я с трудом, — лишь увеличивает ее вероятность.

Он покачал головой, а в голосе прозвучала неподдельная горечь:

— Люди еще меньше учатся на своих ошибках, чем насекомые.

— Однако насекомые правят миром, — сказал я. — Они непобедимы. А умничающих динозавров уже нет… Нет, я все-таки рискну. Как бы это не было глупо. Нет, глупо — не то слово. Безрассудно… да, безрассудно. Потому что рассудок наш еще молод, не всегда успевает все просчитать и решить действительно правильно.

Он с досадой ударил кулаком в раскрытую ладонь.

— Как вы можете это говорить?

— Что именно не нравится?

Он сказал со все нарастающим раздражением:

— Рассудок!.. Разум!.. Это самое ценное, что есть у человека!

— Да? — спросил я с сомнением. — Я тоже так думал.

— А теперь?

Я ответил медленно:

— Теперь… не уверен.

Он прислушался к шагам в коридоре, отступил к стене и вошел в нее без остатка.

Жерар появился бесстрастный и еще более угрюмый, чем обычно, но повел носом, словно ощутил запах серы, хотя Сатана уходит всегда бесшумно и без всяких запахов.

После того, как постоял с каменным лицом и отсутствующим взглядом, я вздохнул и сказал с легким раздражением:

— Сэр Жерар.

— Ваше высочество…

— Что там?

— Ваше высочество, — произнес он голосом, не предвещающим ничего хорошего, — к вам герцог Чарльз Фуланд, вельможные лорды Фридрих Рюккерт, Карл Кнебель и Оскар Лаубе.

Я ответил настороженно:

— Проси.

Он отступил и не просто оставил дверь открытой, а распахнул и вторую половинку, что делается только для особо торжественных или церемониальных случаев.

В кабинет лорды вошли важно и церемонно, с неспешностью испанских голионов, груженных золотом Монтесумы. Я с трудом удержался от непроизвольного желания отвесить поклон, словно это я к ним вошел, а они определяют, какую работу мне поручить на кухне.

Все держатся с властностью высших лордов, у которых и земельные владения побольше, чем у короля, а дружины получше, и золота в разы, так что на самом деле короля выбирают они, что бы там ни хотели другие лорды, которые попроще.

На этот раз все при полном параде, и хотя не в доспехах, но бриллиантов на одежде и драгоценных камней столько, что та же защита.

Остановились, что показалось мне похожим на боевой порядок, так корабли готовятся к залпу, чуть-чуть наклонили головы вместо традиционного поклона, плохой признак.

— Лорды? — сказал я вопросительно.

— Ваше высочество, — ответили они почти в один голос.

— Что привело вас на ночь глядя? — спросил я. — Кстати, проходите дальше, располагайтесь. Вина?

Герцог Чарльз Фуланд, как самый старший, величественно и неспешно сделал отметающий жест.

— Нет-нет, спасибо. Мы зашли на минутку, рассаживаться некогда.

В ровном голосе я не услышал враждебности, скорее, как бы слегка извиняющуюся нотку, вроде того, уж простите, но приходится вам отрубить голову, не обижайтесь, жизнь такая вот смешная.

— Слушаю.

Он заговорил достаточно почтительно, но твердым и властным голосом именно верховного лорда, облеченного властью и полномочиями:

— Ваше высочество, вы знаете… просто не можете не знать, что, когда шла подготовка к избранию нового короля, большинство стояли за герцога Готфрида.

Я ответил настороженно:

— Да, слышал такое.

— Чуть меньше, — произнес он, не поведя и бровью, — было за прежнего короля Кейдана.

— И эти слухи доходили, — ответил я.

Он ответил так же ровно:

— А еще где-то каждый десятый высказывался за вас, ваше высочество.

— Я польщен высоким доверием, — ответил я. — Теперь что-то изменилось?

— Как и ожидалось, — произнес он с холодным сочувствием, — после внезапного отъезда герцога Готфрида в Савуази, чтобы принять должность великого магистра ордена Марешаля, многие ощутили себя оскорбленными таким пренебрежением к выборам короля…