Взгляд старушенции стал еще подозрительнее. Она ответила не сразу.

– А вы, часом, не из милиции будете?

– Ну что вы! Какая там милиция… Просто я интересуюсь историей развития альпинизма в нашем городе. Нужно уточнить кое-какие факты, да просто посоветоваться со знающим человеком. Так рассчитывала на музей, и вот… – Я безнадежно махнула на дверь.

– Со знающим человеком, говоришь? Кхм…

Она решилась: видимо, я незаметно для себя самой прошла тест на благонадежность.

– Ладно! Раз по музею… Бог даст, Петр Петрович на меня не осерчает. Ежели что, на меня сошлешься: мол, Наталья Тимофеевна направила. Да не-ет, не осерчает!

– А кто это – Петр Петрович?

– И-их, милая! Петр Петрович – он и есть прежнее музейное начальство. Некрасов – слышала, может? Мастер спорта, чемпион Союза и все такое прочее. Только давно все это было-то…

Нет, о Некрасове я не слышала. Впрочем, это еще ни о чем не говорит. Уверена, что уважаемый Петр Петрович обо мне тоже не слыхивал, так что ж с того? Познакомимся!

– Уж другого такого знающего, как он, ты по всему Тарасову днем с огнем не сыщешь. Для него эти горы чертовы… Да что там говорить – сама увидишь! Он на них молиться готов, как на Господа Бога. Сам в молодости по горам этим поскакал, пока не расшибся – спаси Господи! С тех пор по больницам мыкается.

– И где же я могу найти Петра Петровича?

– Так здесь он и живет, на втором этаже. Восьмая квартира. Мой сосед! Если только он дома сейчас: кажись, в поликлинику собирался…

Бабка заговорщически наклонилась ко мне.

– Тут давеча из милиции приходили, тоже «знающих людей» спрашивали. Так я им про Некрасова не сказала: знать, мол, ничего не знаю – и все тут. Тем только дай в человека вцепиться – всю душу вытрясут! А у Петровича сердце слабое, ему волноваться – ни-ни… Так ты не забудь: на Наталью Тимофеевну ссылайся.

Петр Петрович не только оказался дома – он оказался милейшим человеком. Ради «такой чудной девушки», да к тому же «неравнодушной к горам» – пришлось их полюбить по такому случаю! – он согласился даже перенести визит в поликлинику на завтра. Несмотря на солидные годы и болезни – которых мы, разумеется, в разговоре не касались, – в Некрасове с первого взгляда угадывался бывший спортсмен. И настоящий мужчина. Нет: джентльмен старой закалки – так, пожалуй, будет точнее.

Это был сильный, волевой, мужественный, и вместе с тем – очень мягкий человек. Жизнь обошлась с ним гораздо круче, чем он того заслуживал, и однако он не превратился в беспомощного инвалида и старого брюзгу, не поддался жалости к самому себе. Свое последнее восхождение, стоившее ему перелома позвоночника, Петр Петрович совершил двадцать два года назад. Врачи пророчили полную неподвижность, но он опрокинул их прогнозы и с тех пор посвятил себя борьбе с надвигающейся немощью. И еще – ученикам. Отныне в них и только в них видел свое продолжение бывший чемпион. Их он посвящал в рыцари им же созданного «ордена Синей Горы», их, молодых, готовил к встречам с вершинами, которые сам учитель так и не покорил.

Но силы все-таки уходили. Да и ученики тоже… Окружающий мир стремительно «перестраивался», и в этом новом странном мире благородные рыцари оставались невостребованными. Юным парням и девчатам все реже хотелось менять уют «на риск и непомерный труд», они предпочитали офисы и банки, шикарные рестораны и ночные клубы… Секцию альпинизма в спортивной школе олимпийского резерва сначала перевели на самоокупаемость, а потом и вовсе прикрыли. Еще некоторое время Некрасова выручала мизерная ставка директора музея, которую он добавлял к такой же мизерной пенсии, но потом спортивное начальство решило, что она нужнее кому-то другому.

Жена, с которой было прожито тридцать трудных и радостных лет, умерла три года назад. Взрослая дочь жила теперь «за границей» – на Украине. Конечно, друзья и ученики не забывали почетного тренера и мастера спорта, но эти встречи были редки, как алмазы чистой воды, и так же ценны.

Единственное, чего нельзя было отнять у Петра Петровича, единственное, что не могло его предать ни при каких обстоятельствах, были его воспоминания. Он остался один в двух больших комнатах, заполненных книгами, обвешанных вымпелами, дипломами и почетными грамотами, уставленных кубками и памятными сувенирами. И всюду – на стенах, на книжных полках, в толстых альбомах – фотографии, фотографии, фотографии…

– Вы, конечно, узнали, Поля? Это Эльбрус! Красавец, правда? Помню, когда я его впервые увидел, мне захотелось петь. Это было в начале пятидесятых, я тогда еще совсем салагой был… А это Памир, пятьдесят седьмой год. Международная экспедиция, посвященная Московскому фестивалю молодежи и студентов. Какие люди рядом со мной, это же просто легенда! Смотрите: Анджей Залусски, знаменитый поляк – вот он, справа… Андерсен, швед. Он погиб два года спустя в Альпах. Вот этот бородатый красавец – Володя Платов: он потом свою школу создал в Сибири, вы, разумеется, об этом слышали. Ваня Чавчанидзе, Сережа Лузик… Какое славное время было, Поленька! Помните начало шестидесятых?… Ах, конечно же, вы не помните, вас тогда еще и на свете не было!