В этом я вижу историческое величие сорокового президента Соединенных Штатов Америки.

Мы прошлись с президентом по Кремлю, вышли через Спасские ворота на Красную площадь, прошли мимо Мавзолея. Он проявил большой интерес к архитектурным достопримечательностям исторического центра России. Был оживлен, явно доволен тем, что происходит.

Затем мы вернулись в Кремль и направились к Большому Кремлевскому дворцу, где в Красной гостиной состоялось подписание документов. Приглашенные официальные лица были уже на месте. Шеварднадзе и Шульц поставили свои подписи под Соглашением о проведении совместного эксперимента по контролю, Соглашением об уведомлениях о пусках межконтинентальных баллистических ракет и баллистических ракет подводных лодок. Была подписана программа сотрудничества и обменов на 1989–1990 годы, в которой, в частности, предусматривалась реализация идеи Рейгана об обучении на принципах взаимности в 100 американских и в 100 советских школах по 1000 учеников в год. (Кстати, не знаю, реализуется ли эта договоренность.)

Заключительная встреча состоялась 1 июня утром в присутствии делегаций. Мы заслушали сообщения Шеварднадзе и Шульца о результатах их переговоров.

Особенно основательно на этой встрече была обсуждена проблема региональных конфликтов. Я изложил президенту наш подход к их урегулированию, подчеркнув, что он предполагает не только учет интересов союзников или тех, к кому они испытывают политические симпатии, но также и законные интересы США. Пример тому — Афганистан. Подписание соглашения по Афганистану представляет собой прецедент, значение которого выходит за рамки региональной проблемы. Это — первый случай, когда Советский Союз и США, наряду с конкретными участниками конфликта, подписали соглашение, открывающее путь к политическому решению.

Продвинулись мы вперед и в решении вопроса о международной конференции по Ближнему Востоку. Убедились в возможности развязок на Юге Африки, в Центральной Америке, в Кампучии.

При обсуждении текста Совместного заявления на высшем уровне я возобновил предложение, о котором сказал президенту еще на первой беседе, а именно — зафиксировать в документе неприемлемость решения спорных вопросов военным путем, признание мирного сосуществования в качестве универсального принципа международных отношений, а равенство всех государств, невмешательство во внутренние дела и свободу социально-политического выбора — как неотъемлемые и обязательные международные нормы. Тогда, на первой беседе, как помнит читатель, президент обещал «проработать» мое предложение со своими сотрудниками.

«Сотрудники» решительно выступили против. Не прошла и значительно смягченная формула, которую мы предложили. То, что осталось, читатель может прочесть в окончательном тексте Заявления, неоднократно публиковавшемся. Да, еще раз оказалось, что политика — это искусство возможного.

Итак, последняя официальная беседа завершена. Во Владимирском зале Большого Кремлевского дворца все готово для торжественной церемонии обмена ратификационными грамотами о введении в действие советско-американского Договора о РСМД.

Одиннадцать часов сорок пять минут 1 июня 1988 года. Рейган и я садимся за стол и подписываем протокол. Совершился акт, который с полным основанием может быть оценен как свидетельство торжества разума, как победа политики оздоровления международной обстановки.

Начало положено. Но — лишь начало. Мир еще напичкан страшным оружием массового уничтожения. Противостояние великих держав сохранялось. Значит — продолжать работать.

Обо всем этом я думал во время официальных проводов Президента США, состоявшихся в Кремле 2 июня. И именно это имел в виду, говоря на прощание Рейгану:

— Диалог наш не был легким. Но нам хватило и реализма, и политической воли, чтобы, преодолевая препятствия, свернуть с опасного пути и вывести поезд советско-американских отношений на более безопасное направление. Хотя идет он пока куда медленнее, чем требует реальная обстановка и в наших странах, и во всем мире. Но как я понял, господин президент, вы готовы и дальше совместно работать. Со своей стороны могу заверить, что мы сделаем все от нас зависящее, чтобы продолжать идти вперед.

Думал я и о других итогах встречи, о которых мы потом порассуждали на заседании Политбюро. Она как бы обозначила рубеж в том прогрессе, который произошел за эти годы в американском руководстве. СССР уже не рассматривался как страна, с которой могут быть только отношения конфронтации. Но от ставки на силу далеко еще не отказались. Можно было заключить, что военная мощь остается главным принципом политики Соединенных Штатов. Нежелание согласиться с моим предложением включить в итоговый документ положение об отказе от использования силы в международных делах достаточно красноречиво об этом свидетельствовало.

Еще один аспект встречи. В дни визита Рейгана американцы круглые сутки могли смотреть на своих экранах не только протокольные мероприятия и отчеты о переговорах, а нашу жизнь, нашу страну, какой она становилась в ту пору [19] . Сам факт подобного советского «присутствия» в Америке в таком объеме и с таким размахом — важнейший феномен встречи. Как никогда ранее, она выводила нашу перестройку и связанные с ней демократизацию, гласность, открытость — прямо на американский народ. Да и не только американский, поскольку к Москве в эти дни" было приковано всеобщее внимание.

Президент и его супруга в рамках программы имели много контактов с москвичами. Разные это были контакты: с литераторами, учеными, студентами, школьниками, гуляющими по Арбату и на других улицах. Раиса Максимовна и Нэнси побывали в Третьяковке. Госпожа Рейган съездила в Ленинград. В честь американских гостей вечером был показан балет в Большом театре с участием всемирно известных наших мастеров. В дружеской атмосфере прошли обеды в Грановитой палате, в резиденции американского посла в Спасо Хаузе.