Особое место в этом визите заняла встреча в загородной резиденции. Она как бы придала визиту еще одно измерение наряду с политическим — человеческое. Это был действительно хороший вечер, где мы уже больше говорили об общих проблемах и тревогах, поделились пережитым и передуманным, познакомились с историей обеих семей. Расстались, как мне показалось, в самом хорошем расположении друг к другу.

За визитом внимательно следили на Западе. Канцлеру регулярно докладывали о реакции союзников по НАТО. Насторожило Коля выступление газет «Котидьен де Пари» и «Фигаро», которые прямо писали, что характер визита ставит под сомнение верность канцлера союзническим обязательствам. А на пресс-конференции в Москве французские корреспонденты спросили Коля: вы столько надавали русским, а что получили взамен, несколько их узников совести, которых русские обещали отпустить? Или: как теперь быть с франко-германским альянсом, совместной армией и другими обещаниями в отношении французов, не изменил ли Коль крен — с французского Запада на советский Восток?

Не прошли без внимания — и нашего и Коля — намеки американских газет и дипломатов. Поэтому май 1989 года для моего ответного визита в ФРГ, как оказалось, был назван канцлером не случайно. Он прикинул: за это время в СССР съездят французы, будут у нас контакты и с американцами. Да и не только с ними. И все это происходило в конце 1988 года! Кажется, к тому времени так много изменилось, но, оказалось, и очень мало! С трудом наши партнеры выбирались из джунглей «холодной войны». Тогда я все чаще и чаще стал говорить: измениться должны не только мы в Советском Союзе, во многом должны измениться и вы — западные страны. Не все так просто!

Весной 1992 года, оказавшись в Соединенных Штатах, мне не раз пришлось услышать от многих американцев: нам нужна своя американская перестройка. Сегодня глубокие радикальные перемены охватили все страны. А политики, упивавшиеся «победой» в «холодной войне», оказались во многом не готовы принять новые вызовы времени.

Возвращаясь к первому визиту Гельмута Коля в СССР, можно сказать: тогда мы сделали крупный шаг навстречу друг другу, открыли новую главу в советско-германских отношениях. Последующие шаги в этом направлении имели далеко идущие последствия — мы оказались подготовленными к событиям конца 1989–1990 годов.

Официальный визит в ФРГ

Мой ответный визит в ФРГ начался 12 июня 1989 года. Незадолго до того меня избрали Председателем Верховного Совета СССР. Федеративная Республика Германии — адрес первой зарубежной поездки в новом качестве выглядел в этом контексте символически. Этим шагом мы как бы еще раз подтверждали значение, которое придаем сотрудничеству с ФРГ.

Программа была исключительно разнообразной и насыщенной, дала возможность побывать в нескольких землях ФРГ, во многих городах и поселках, встретиться с политиками, предпринимателями, деятелями культуры, рабочими, представителями партий и общественных движений.

Визит начался церемонией у резиденции Президента ФРГ Рихарда фон Вайцзеккера. Уже здесь мы вступили в контакт с жителями Бонна. Особенно трогательной была встреча с группой учащейся молодежи. В присутствии президента состоялась живая беседа. Молодые люди хотели донести до меня свои чувства солидарности с реформами в Советском Союзе.

Потом — завтрак у президента в резиденции на берегу Рейна. Уже в первой беседе за столом я понял, почему таким высоким авторитетом среди граждан ФРГ пользуется президент Вайцзеккер: обширные знания, интеллигентность, естественность, доброжелательность. С тех пор мы поддерживаем контакты. Наши беседы с каждым разом становились более откровенными и доверительными.

Незабываемая встреча произошла в Бонне на площади Ратуши. Уже на прилегающих улицах мы попали в настоящее половодье человеческих чувств, дружбы и симпатий. Возгласы, пожелания… Всех не запомнишь. Но вот некоторые: «Горби! Творите любовь, но не стены», «Пожалуйста, так держать, Горбачев!».

Когда мы поднялись на площадку, или, точнее, балкон ратуши, по площади прокатился шквал аплодисментов и приветствий. А потом четырех- или пятилетний мальчик Г.Себастиан Шиллинг поднялся к нам с букетом цветов. Мы с Раисой Максимовной подняли его на парапет. Площадь ликовала. Этот момент обошел многие телеэкраны и страницы бесчисленных газет.

В программе Раисы Максимовны была поездка в поселок Штуккен-брок на мемориальное кладбище советских военнопленных. В начале войны здесь был создан лагерь для военнопленных и насильственно угнанных из разных стран, которых использовали на работах в шахтах, на военных предприятиях, в сельском хозяйстве. Их держали на скудном пайке: на день выдавали 200 граммов собственно не хлеба, а какого-то суррогата. И изнурительная работа. Через этот лагерь прошли сотни тысяч советских людей, а также граждан Польши, Англии, Франции. Около 65 тысяч наших соотечественников погибли (расстреляны, умерли от голода, болезней) и похоронены рядом с лагерем.

Освободили узников этого лагеря 2 апреля 1945 года американцы. Инициативная группа представителей советских военнопленных настояла на благоустройстве могил своих погибших товарищей. В мае 1945 года по проекту бывшего узника лагеря, художника-архитектора Александра Антоновича Мордана (умер в 1984 году) на кладбище был сооружен обелиск в память о замученных в Штуккенброке пленных.

В разгар «холодной войны» кладбище стало приходить в запустение. Но все же небольшая группа людей во главе с пастором Дистель Майором по собственной инициативе стала следить за состоянием могил и памятника. А в 1963 году эта группа преобразовалась в рабочий кружок «Цветы для Штуккенброка», который стал выступать с лозунгом: «На могилах павших протянем руку русским».