Проведенные в то время социологические опросы показали, что более половины выходивших из КПСС делали это по идеологическим соображениям. А каждый четвертый говорил о нежелании оставаться в одних рядах с недостойными людьми, прямо указывая на представителей партийной номенклатуры.

В общем, происходил отрыв руководящих органов не только от общества, от граждан, но и от членской базы. Сознавая свою ответственность перед миллионами коммунистов, я многократно обсуждал сложившееся положение в КПСС со своими единомышленниками, с партийными работниками, которым доверял. Вывод был один: необходимо форсировать преобразование КПСС в современную политическую партию, стоящую на позициях демократического социализма. Для этого нужно было как можно скорее подготовить и принять новую программу. Съездовская комиссия, сидевшая несколько месяцев в Волынском, представила уже пять вариантов, но все они оставались в рамках изживших себя традиций. В этой обстановке в работу включился я сам и мои помощники. Итогом стал документ, получивший одобрение комиссии и вынесенный ею на рассмотрение июльского Пленума ЦК.

Чтобы у читателя было представление об атмосфере, в которой это происходило, расскажу об одном из последних заседаний Политбюро — 3 июля. Обсуждалось положение в рабочем движении страны и задачи партии. Купцов привел такие данные: поддержанные КПСС кандидаты на пост Президента РСФСР проиграли на выборах 12 июня во всех городах с населением более одного миллиона человек, то есть в местах наибольшего сосредоточения рабочего класса и интеллигенции.

Выступив на заседании, я призвал членов Политбюро и секретарей ЦК не отсиживаться в столице, чаще выезжать, бывать на предприятиях, в трудовых коллективах, смелее вступать в политическую полемику. При этом не скатываться на позиции хвостизма и популизма, чем стали грешить многие партработники, как бы перехватывая стиль и методы демократов. Партия может восстановить авторитет в обществе только в том случае, если решительно поддержит назревшие реформы. В этой связи я коснулся положения на местах. Из ряда регионов явно скоординированно поступали обращения с требованием отставки генсека. Организацией таких обращений занимаются те же лица, чьи замыслы не удались на апрельском Пленуме ЦК. Потом стало ясно, что все это делалось в Москве, в аппарате ЦК РКП.

По ходу заседания Политбюро слово вдруг взял Фролов и заявил, что в проекте постановления Политбюро он обнаружил тезис, выставляющий генсека в самом неприглядном виде. Он резко поставил вопрос перед Полозковым и некоторыми другими руководителями республиканских организаций об их собственной ответственности за положение дел на местах. Полозков, который явно не справлялся со своими обязанностями и критиковался уже секретарями обкомов, заявил, что может и уйти.

Я на это среагировал:

— Что же, вы можете уходить, Иван Кузьмич.

И тут же в атаку ринулись Прокофьев, Гуренко, Аннус, потребовавшие, чтобы Горбачев регулярнее и полнее отчитывался на Политбюро о встречах с руководителями республик, переговорах с ними.

Я еще раз призвал членов партийного руководства заниматься позитивной работой и расстаться с надеждами на реванш. Что касается названных требований, то я их отклоняю, ибо не обязан согласовывать с Политбюро все свои шаги как президент. Тем более что идут они в русле решений, принятых XXVIII съездом. Партия, как и все общество, своевременно о них информируется. Кстати, они могли обратиться к руководителям своих Верховных Советов и узнать у них, что происходит на встречах с Президентом СССР. Но, как видно, уже и в республиках произошел разрыв между новыми Верховными Советами и ЦК компартий — я имею в виду, в частности, Украину, Белоруссию.

Проект программы был опубликован во второй половине июля, а 25-го собрался очередной Пленум ЦК КПСС.

Уже во вводной части своего доклада я поставил вопрос: почему партии сейчас нужен подобный документ? «Коротко можно ответить так: прежняя теоретическая и практическая модель социализма оказалась несостоятельной. Возникает необходимость глубокой перестройки, демократической реформации всех сторон общественной жизни. С этим связано обновление и самой партии.

В КПСС есть силы, которые с открытым забралом выступили против линии XXVIII съезда, ставят под сомнение всю нынешнюю ее политику. Но те, кто сегодня ругает перестройку и ее инициаторов, не в ладах с фактами. Уже к началу 80-х годов страна подошла к состоянию депрессии: старые и новые болезни общества не обнажались и тем более не излечивались, загонялись внутрь. Это привело к тяжелому кризису. Причем кризису не каких-то отдельных частей общественного организма, а самой модели казарменного коммунизма.

Созданная Сталиным тоталитарно-бюрократическая система позволяла путем концентрации сил и ресурсов огромной страны добиваться крупных результатов. Но чрезвычайные усилия шаг за шагом подтачивали здоровье общества, вели к расточению ресурсов, утрате стимулов производительного творческого труда. На деле подтверждалась мысль Ленина о том, что нельзя строить социализм на голом энтузиазме. То, что возможности системы подходят к исчерпанию, понимали давно. Не случайно после смерти Сталина была предпринята попытка изменить ситуацию. Время брало свое: массовые репрессии были прекращены, отказались от многих элементов тоталитарного наследия. Но в основе власти и управления оставалась все та же бюрократическая система, опиравшаяся на абсолютное господство государственной собственности. Это был, по сути дела, постсталинизм.

Перестройка была жизненно необходимой и потому, что страна нарастающими темпами теряла былые позиции, отставала от развитых государств мира практически по всем направлениям научного, технического, экономического и социального прогресса».

Из множества вопросов программного значения я выделил один, на котором, можно сказать, спотыкались многие поколения сторонников социализма — соотношение социализма и рынка. «В прошлом эти понятия считались у нас несовместимыми на том основании, что рыночные отношения противоречат распределению по труду и на них якобы основана эксплуатация человека человеком. В действительности рынок сам по себе не определяет характера производственных отношений, он был и остается с древнейших времен единственным механизмом, позволяющим объективно и в какой-то мере без вмешательства бюрократии измерить трудовой вклад каждого производителя. Весь мировой опыт последних десятилетий подводит к выводу, что вне рыночной экономики нельзя реализовать принцип распределения по труду. Социализм и рынок не только совместимы, но, по сути, неразделимы.

В полной мере учитывая особенности и традиции нашего общества, мы против того, чтобы на смену тотальной государственной собственности пришла столь же тотальная частная. Речь идет о создании именно смешанной, многоукладной экономики. О свободном развитии всех видов собственности с упором на акционирование и аренду, позволяющую включить в число владельцев, хозяев, собственников все более широкие слои трудящихся.

Наконец, рыночная экономика позволит стране стать органичной частью мирового хозяйства. Для этого нужно иметь общие правила предпринимательской деятельности, свободу обмена товарами, устойчивую валюту, а главное — правовое государство и гражданское общество. Только обеспечив все эти условия, мы сможем занять достойное место в мировом разделении труда. Казалось бы, очевидные вещи, но какими извилистыми путями и с каким опозданием приходим мы к пониманию этих истин!»