Дважды общее собрание академии проваливало его кандидатуру при баллотировании в члены-корреспонденты. Лишь в третий раз, в 1976 году, при сильнейшем нажиме со стороны ЦК, он добился избрания, но на следующих выборах, баллотируясь уже в академики, опять потерпел фиаско. Конечно, провалы на выборах были лишь следствием его крайнего догматизма и идеологической нетерпимости. Прочитав его книгу «На крутых поворотах истории», я убедился: такого фундаменталиста могли держать на руководстве наукой только те, кто никогда не помышлял даже о частичных преобразованиях и реформах.

Я предложил Вадима Андреевича Медведева, которого знал с начала 70-х годов. Он пользовался авторитетом среди коллег-экономистов как человек независимых прогрессивных взглядов. Андропов попросил меня встретиться с ним. Медведев, бывший в то время ректором Академии общественных наук, встретил предложение перейти на работу в ЦК без энтузиазма. Научная работа привлекала его куда больше аппаратной, амбиций у него не было. Зная о присущем Вадиму Андреевичу чувстве ответственности, я сказал, что нужен руководитель отдела науки, сознающий необходимость перемен в жизни страны. Аргумент подействовал, Медведев заявил, что готов поработать с новым руководством.

После этой беседы состоялась встреча у Андропова. Вадим Андреевич, видимо, и на него произвел благоприятное впечатление. Юрий Владимирович подтвердил согласие на его назначение и, вспомнив Трапезникова, пошутил:

— Я вам очень советую: не старайтесь сразу же попасть в академики.

Впрочем, это была не только шутка. Стремление работников партийного аппарата, включая сотрудников ЦК КПСС, защитить диссертации принимало повальный характер. Среди них было немало людей, заслуживших научные степени, но больше тех, кто «пробивался» в науку благодаря своему служебному положению. Защищая диссертации, иные бюрократы «страховали себя» и при осложнениях уходили на руководящие должности в научные институты или учебные заведения.

Встал вопрос и о замене заведующего отделом организационно-партийной работы ЦК КПСС Ивана Васильевича Капитонова. Он был чем-то вроде бледной тени Брежнева, вся политика кадрового застоя осуществлялась его руками. Помню, не раз заходил ко мне и, растерянно разводя руками, говорил:

— Ну вот, сколько уж ношу материалы на пятерых, надо менять их, да не знаю, поддержит ли Леонид Ильич.

Трудно было найти человека более нерешительного. Посещая заседания Политбюро и Секретариата, Капитонов пытался уловить малейшие оттенки настроений, сориентироваться, куда дует ветер, и по возможности ублажить всех членов руководства.

Когда речь зашла о возможных кандидатурах, я сказал, что на этот пост нужен человек типа Лигачева. Мне нравились его энергия, напористость.

Работая в ЦК, я поддерживал с Лигачевым как секретарем Томского обкома постоянный контакт, видел его искреннее стремление больше сделать для своей области, особенно ее снабжения продуктами питания. Лигачев выделялся среди секретарей обкомов не только деловитостью, но и кругозором, общей культурой.

Свое мнение о Лигачеве я высказал. Громыко поддержал, сказав, что знает Егора Кузьмича по зарубежным поездкам, у него сложилось мнение о нем как о человеке развитом, цельном, принципиальном.

— Так зачем же нам искать человека «типа Лигачева», — рассмеялся Андропов, — если есть Лигачев?

На том и сошлись. Я вызвал Егора Кузьмича. Он воспринял предложение с энтузиазмом, и буквально в несколько дней вопрос был решен. Летом 1983 года он был назначен заведующим отделом, а 26 декабря на Пленуме избран секретарем ЦК.

Тогда же произошла еще одна замена — сняли управляющего делами ЦК КПСС Павлова, занимавшего этот пост с 1965 года. Кто хоть немного знаком с внутренней жизнью партийного аппарата, знает, что управляющий делами — одна из самых влиятельных фигур, ибо в руках его сосредоточивались все материальные блага. Проведенные Андроповым проверки обнаружили в Управлении делами различные злоупотребления и махинации. Особенно много их было выявлено при строительстве таких дорогостоящих объектов, как гостиница «Октябрьская» на улице Димитрова в Москве и санаторий «Южный» рядом с Форосом. Много беспорядков и бесхозяйственности выявилось и в издательстве «Правда», работавшем под плотной опекой Управления делами ЦК.

Вопрос о преемнике Павлова решался трудно. Черненко хотел поставить верного ему человека. Я настоял на назначении Кручины, которого знал много лет. Это был порядочный, очень неглупый, инициативный и в то же время осторожный человек. На него можно было положиться, и я доверял ему.

Огромный резонанс имели перемещения, проведенные на министерском уровне. Я уже упоминал, что сразу после своего избрания Андропов добился снятия трех министров. При той «стабильности кадров», которая существовала два десятилетия, снять бездельника или человека, развалившего работу, считалось невозможным. Тем более если речь шла о таких людях, как Игнатий Трофимович Новиков, который при любом серьезном разговоре, стоило упомянуть о недостатках в строительстве, вроде бы ненавязчиво и доверительно сообщал собеседнику:

— А ты знаешь, что я с Леонидом Ильичом еще в школе за одной партой сидел?!

Вопрос о Новикове был поставлен в связи с тем, что в Волгодонске на недавно выстроенном «Атоммаше» вдруг началась просадка зданий и сооружений, которая показала, что при предварительных расчетах и самом строительстве проявили вопиющую безответственность. На заседании Политбюро, где обсуждалось это дело, поначалу повели разговор в обычном стиле: надо создать комиссию, провести анализ, а уж после этого оценить и решать.