Я покачала бокалом, жестом показав на Патрика:

– Он пытается уговорить меня не пялиться на задницу.

– Что-о-о? А я-то думал, мы все собрались здесь, чтобы пялиться на мужские задницы!

Тедди потряс своей пятой точкой, я – своей, мы столкнулись задами и залились тем видом смеха, что обычно привносит нотки разудалого веселья в праздничную атмосферу. Патрик наблюдал за нами, снова скрестив руки на груди и подняв бровь. Покачав головой, он с укоризной бросил:

– Простите меня за то, что пытаюсь быть другом!

Мы с Патриком дружили довольно давно. Когда-то, много лет назад, нас даже связывало нечто большее. Патрик думал, что общее прошлое дает ему право настырно опекать меня, и я позволяла ему это, потому что… ну хорошо, потому что просто обожала его. А еще потому, что в моей жизни никогда не было слишком много любви, и мне не хотелось отказываться хотя бы от маленькой ее порции.

Тем не менее нынешнее проявление заботы казалось чрезмерным даже для Патрика. Мы с Тедди озадаченно переглянулись. Я пожала плечами.

– Сгоняю-ка я на кухню, принесу еще вина, мои милашки, – вызвался Тедди. – Вам что-нибудь прихватить?

– У меня все есть. – Я приподняла свой бокал, все еще наполовину полный.

Патрик отрицательно покачал головой. Мы вместе проследили, как Тедди пробирается через толпу. Только когда он оказался вне пределов слышимости, я обернулась к бывшему бойфренду:

– Патрик, если ты пытаешься сказать не в самой деликатной форме, что трахал того незнакомого мне парня…

Резкий, отрывистый хрип, слетевший с уст Патрика, настолько отличался от его обычного смеха, что от изумления я потеряла дар речи. Друг решительно тряхнул головой:

– О нет! Только не его!

От меня не укрылось смущение, с которым Патрик поспешил отвести взгляд. Этот жест дал понять гораздо больше, чем если бы кто-то рассказал мне всю историю – тут, очевидно, слова были не нужны. Черт! Здесь даже не требовалось много наблюдать, чтобы прояснить ситуацию.

Усмешка сбежала с моего лица. Патрик никогда не делал тайны из своей личной жизни, и я слышала больше историй о мужчинах, с которыми он спал, чем хотела. Патрик был не из тех, кого отвергают – по крайней мере, такие казусы случались с ним нечасто. Сейчас мне оставалось лишь наблюдать, как краска заливает лицо друга, медленно подползая к его прекрасным высоким скулам.

Я снова бросила взгляд через всю комнату, в направлении Алекса Кеннеди.

– Он бортанул тебя?

– Тсс! – зашипел Патрик, хотя музыка и болтовня звучали так громко, что никто не мог нечаянно нас подслушать.

– Ничего себе!

Губы Патрика сжались еще крепче.

– Да замолчи ты, наконец!

Я в который раз посмотрела на Алекса Кеннеди, который все еще стоял в гостиной, опершись рукой на каминную доску. Теперь я заметила отутюженные стрелки на его черных брюках, обратила внимание на то, как аккуратно мягкий черный вязаный свитер облегает его широкие плечи и узкую талию. Что и говорить, этот Алекс умел носить одежду, впрочем, как и остальные мужчины, присутствующие здесь. Издали я могла видеть его темные глаза и длинноватые светло-каштановые волосы, которые выглядели так, будто он много раз проводил по ним рукой – или только что скатился с кровати. Чтобы выглядеть хорошо, подобные волосы требуют множества средств и усилий, и его шевелюра не была исключением. У меня возникло ощущение, будто красота черт Алекса сильно преувеличена, и на самом деле он не был таким уж прекрасным. Нет, объект моего изучения был, безусловно, очень мил, но, если бы Патрик не прицепился с этим своим «не смей даже смотреть», я бы, вероятно, взглянула на Алекса один раз, может быть, другой, но никогда не обратила бы на него внимание снова.

– Как так вышло, что я никогда прежде его не встречала?

– Он не здешний, – ответил Патрик.

Я опять оглянулась на мужчину, которого, повинуясь столь отчаянному желанию приятеля, мне стоило игнорировать. Алекс, казалось, был увлечен разговором с одним из друзей Патрика, их лица были напряжены и серьезны. Эти двое явно не заигрывали. Стоявший напротив Алекса человек гневно пил, его горло интенсивно работало.

Мне не нужно было поднимать руки, соединять большой палец одной руки с большим пальцем другой, а указательный – с указательным, чтобы изобразить границу фотографии, композицию которой уже мысленно составляла. Мое сознание делало это автоматически в то же самое время, когда наполнялось подробностями истории двух незнакомцев. Вспышка, щелчок… Я не захватила свою фотокамеру, но все же могла представить этот снимок. В уме я вставила Алекса в кадр – чуть сместив от центра и немного не в фокусе.

Проворчав что-то себе под нос, Патрик пихнул меня локтем в бок:

– Оливия!

Я снова взглянула на него.

– Перестань быть этакой наседкой, Патрик! Ты думаешь, я – идиотка?

Он нахмурился:

– Нет. Я не думаю, что ты – идиотка. Я просто не хочу…

Именно сейчас, в самый неподходящий момент, вернулся Тедди, и предостережение Патрика скрылось за натужной, неестественной улыбкой. Я тут же узнала ее, да и один взгляд в его глаза сказал о многом. Я не видела чего-то подобного довольно давно, но реакция друга была мне отлично знакома. Патрик что-то скрывал.

Тедди бросил руку на плечи Патрика и притянул друга ближе, прижавшись к его щеке.

– Пойдем-ка. Поднос с сыром опустошили, и у нас почти не осталось вина. Двинем на кухню, милый, и я дам тебе небольшое угощение.

До появления в своей жизни Тедди Патрик никогда не оставался ни с кем дольше, чем со мной. Несмотря на это, а возможно, как раз из-за этого, я обожала Тедди. Я знала, что Патрик любит его, хотя почти никогда не говорит об этом. И потому, что я любила Патрика, мне очень хотелось видеть его счастливым.