— Но не за столом, я полагаю, — ответил Брэсфорд Грейдону, пронзив взглядом Хэнли и остальную компанию, — и не когда речь идет о моей леди, — его голос обрел твердость стали.

Наступила тишина, не прерываемая даже стуком кубков с элем о столы. В ней была отчетливо слышна нервная неуверенность в фырканье Грейдона. Изабель внезапно почувствовала вину за своего сводного брата, который получил выговор от Брэсфорда дважды за один час. Хотя ей пришлось терпеть бесконечные вариации его пошлых свадебных шуточек в течение последних дней, и она страстно желала, чтобы кто-нибудь закрыл ему рот, она не могла наслаждаться его замешательством.

— Э… неуважение не предполагалось, — пробормотал Грейдон. Хэнли и полдюжины остальных промямлили нечто похожее на сбивчивые извинения.

Брэсфорд сделал глоток вина и поставил кубок:

— Я верю. Эта женщина — моя, поэтому ее честь находится под защитой моего меча.

— О да, как и должно быть, — пробормотал Грейдон. — Праведный Генрих не позволил бы иначе, учитывая, что он отдал ее тебе.

— И я ценю его подарки выше бриллиантов, планирую всегда держать их крепко.

Произнося эти слова, ее будущий муж повернул голову, чтобы встретиться с ней взглядом. То, что Изабель увидела в нем, заставило ее сделать резкий вдох. Затем она потянулась за кубком с вином, который он все еще держал. Взяв кубок двумя руками, она осушила его до дна.

Трапеза продолжилась со всеми видами блюд и потребовала трех смен скатертей, покрывающих столы, по мере того как они становились слишком запачканными. Кроме обычной похлебки со специями, им подавали мясной пирог, сваренные в соусах и приправленные уксусом овощи, устриц, приготовленных различными способами; на больших плоских блюдах выносили жареных поросят, бекасов, языки жаворонков и даже лебедя, сначала запеченного, а затем снова покрытого своими перьями. Хозяин

Брэсфорда затратил немало усилий, чтобы собрать такую провизию для своей невесты и почетных гостей, но Изабель не была поражена, она без восторга слушала трио музыкантов, которые играли с галереи над ней, равнодушно взирала на танцоров, которые кружились вокруг столов, жонглеров и мимов, вызывающих у мужчин взрывы смеха. Во-первых, она привыкла к таким вещам при дворе, во-вторых, она прекрасно знала, что пышное празднование и веселье зачастую определялись положением, а не утолением чьего-то голода или жаждой развлечений.

Некоторое время спустя поверх шума и веселья до них донесся звук трубы. Этот сигнал оповещал о том, что какая-то важная особа приближалась к внешним воротам Брэсфорда.

Мелодия, которую играли лютня и арфа, умолкла, и наступила тишина. Голоса стихли. Все повернулись к входным дверям. Командующий воинами Брэсфорда встал из-за ближайшего стола. Он кивнул полудюжине мужчин и в их компании оставил зал.

— Вы ждете посетителей? — тихо спросила Изабель, наклонившись к мужу.

— Совсем нет, но не беспокойтесь. Вряд ли это что-то важное.

Он предполагал, что это мог приехать соседний землевладелец

и его люди по местным делам или опоздавший на праздник. Все же она знала так же, как и он, что это могла быть команда присоединиться к армии короля, выехать немедленно, чтобы подавить бунт против короля или защитить границы. Кто это? Вооруженный отряд конников или посланник короля? Только они предупреждали о своем прибытии звуком трубы.

Им не пришлось долго ждать. До того места, где они сидели, донесся отдаленный стук каблуков по камням внутреннего двора и звяканье шпор. Затем топот сапог послышался уже на ступеньках башни. Слуги бросились открывать двери, позволяя кадровому составу солдат под королевским знаменем с красным драконом промаршировать внутрь. Они протопали по открытому месту между столами, пока не дошли до высокого стола. Приказав воинам остановиться, вперед вышел офицер и отдал честь хозяину замка облаченной в кольчугу рукой.

Брэсфорд встал, нахмурив свои темные брови:

— Добро пожаловать, Уильям. Я думал, что ты поселился в Вестминстере. Что привело тебя так далеко на север?

— Приказ короля. — Мужчина, которого звали Уильям, вытащил бумагу из мешка, который висел на поясе, и передал ее Брэсфорду.

Изабель узнала в новоприбывшем Уильяма Мак-Коннелла, человека, которого она видела при дворе. Пока она вспоминала его имя, изучала его черты и манеру держать себя, у нее возникло дурное предчувствие. Он был похож на Рэнда габаритами и чертами лица, хотя волосы Мак-Коннелла были цвета барсучьего волоса, а не черные, линия носа была не такой четкой, глаза карими, а не серыми. В памяти всплыли распространяемые шепотом сплетни более чем годичной давности — это был единственный оставшийся в живых единокровный брат Брэсфорда, младший из троих. Тот, кто когда-то думал наследовать замок Брэсфорд, пока его не конфисковали после казни их отца.

— Что это? — спросил Брэсфорд, принимая свиток пергамента, развернув его так, что стала видна большая печать короля, вдавленная в воск, красный как кровь.

— Неприятное дело, по правде говоря. — Мак-Коннелл направил взгляд куда-то выше высокого стола, на семейные стяги, которые там висели.

— И какое же?

Его единокровный брат со скрежетом прочистил горло, голосом, который достиг самых удаленных углов комнаты, провозгласил:

— Рэндалл из Брэсфордов, вы обвиняетесь в убийстве ребенка, рожденного два месяца назад мадемуазель Жюльет д’Амбуаз. По приказу Его Королевского Величества, короля Генриха VII, в течение часа вы должны выехать в Лондон в компании вашей невесты, леди Изабель из Грейдонов. Там вы предстанете перед Королевским судом по обвинению, выдвинутому против вас.

Убийство. Гнусное убийство ребенка. Изабель сидела неподвижно, отказываясь верить, и едва могла принять последствия обвинения, тем не менее три вещи были ей смутно очевидны.

Не будет ночи, проведенной в постели хозяина Брэсфорда, если она должна была сразу же поехать вместе с ним в Лондон.

Свадьбы может и не быть, если его признают виновным в убийстве.

Проклятие Трех Граций Грейдонов не подвело.

Ярость пробежала по венам Рэнда, как кислота. Она прояснила его мыслительные процессы до такой остроты и чувствительности, что он смог приказывать паковать припасы для своих воинов и гостей, руководить продолжающимися хозяйственными делами в доме и приближающимся сбором урожая, в то время как мысленно ругал своего короля, который был также его другом. Или который когда-то был его другом, в дни их изгнания.