После этих процедур сотрудник контрразведки приступал к тем ключевым темам, ради которых собственно и производилось задержание — получение конкретной информации о структуре, кадровом составе специальных органов и их агентуре. Допрашиваемому предлагалось собственноручно изложить в письменном виде ответы на заданные вопросы. В дальнейшем переведенные на русский язык записки подвергались дополнительному изучению и конкретизации в ходе допросов.

Подавляющее большинство задержанных, особенно из числа сотрудников гестапо и тайной полевой полиции, в желании смягчить свою участь, давали исчерпывающие показания о своей прошлой работе. Собственноручно написанные ими записки иной раз по объему соответствовали многостраничным научным трактатам, причем в целях экономии бумаги им предлагалось писать мелким убористым почерком с двух сторон листа.

Особенно Ивану Ивановичу запомнился один пожилой сотрудник тайной полевой полиции, ранее служивший командиром роты полиции порядка в Кёнигсберге, который писал свои показания устаревшей готической скорописью, переводить которые, в силу отсутствия навыков, отказывались штатные переводчики отдела контрразведки.

Истории некоторых из арестованных запомнились Ивану Ивановичу в силу их необычности и нестандартности. Так, например, ему пришлось вести дело одного из сотрудников отдела войсковой разведки вермахта, до пленения проходившего службу переводчиком в разведывательном отделе (IC) пехотной дивизии, который до войны уже успел побывать на допросах у чекистов. Назовем его «Фрицем».

Представляясь Ивану Ивановичу во время первого допроса, Фриц четко назвал статью Уголовного кодекса РСФСР, по которой он был осужден в 1937 году, и дал полные показания о своей службе в германской разведке. Выяснилось, что в 30-е годы по вербовке советского полпредства в Берлине, он, в числе других специалистов, был направлен в СССР участвовать в строительстве металлургического комбината на Урале. Перед выездом к нему на квартиру пришли два сотрудника полиции, и в результате собеседования он был ими завербован в интересах германской разведки. Задания были несложные — сбор информации о производственных мощностях возводимого комбината, используемые при строительстве технологии и т. д. Во время посещения родственников в отпуске Фриц был подвергнут разведывательному опросу со стороны своих вербовщиков, которые также предложили собственноручно дать ответы на поставленные вопросы. Был отработан устный пароль, по которому к нему обратится резидент в СССР, задания которого было предложено исполнять.

Каково же было удивление Фрица, когда в один из дней, уже после возвращения из отпуска в СССР, он был арестован сотрудниками НКВД и препровожден в местную тюрьму. Еще больше он удивился, когда на очной ставке со своим коллегой по работе на строительстве последний назвал ранее отработанный полицейскими пароль и его агентурный псевдоним. В дальнейшем выяснилось, что коллега Фрица был резидентом германской разведки и после «серьезного разговора» с чекистами дал показания о своей деятельности и деятельности возглавляемой им резидентуры в Советском Союзе.

После суда и недолгого пребывания в советской тюрьме Фриц был выслан в Германию, где снова попал в условия, напоминавшие тюремное заключение. На этот раз в течение нескольких месяцев его допрашивали уже сотрудники гестапо, интересовавшиеся причиной провала резидентуры. В допросах также принимали участие офицеры абвера, которые больше интересовались чисто разведывательной проблематикой.

После завершения расследования, в ходе которого Фриц проявил свою лояльность властям Германии, ему было предложено пройти дополнительную разведывательную подготовку для дальнейшей работы на Западе. Обучение проходило в составе небольшой группы в одном из тихих пригородов Берлина, где новоиспеченным «разведчикам» читался учебный курс нового для них ремесла. В течение трех месяцев кадровые сотрудники гестапо и абвера обучали курсантов основам вербовочной деятельности, шифрования, подготовки химикатов для написания писем тайнописью и другим «наукам», без которых разведчик не может обойтись.

После завершения учебы Фриц на некоторое время был оставлен в покое. Непосредственно перед началом польской кампании он был призван на службу рядовым в одну из частей вермахта. А еще через некоторое время был переведен на должность переводчика в разведывательный отдел одной из пехотных дивизий, где и прослужил до своего пленения советскими войсками в 1945 году.

Одним из важных вопросов, стоящих перед советскими контрразведчиками в Кёнигсберге, было выяснение судьбы архивов и картотек германских разведывательных и контрразведывательных органов, располагавшихся на территории Восточной Пруссии. Дело в том, что специальные группы советской контрразведки, действуя в порядках наступающих войск и имея задачи захвата таких исключительно важных материалов, частично их выполнили. Но основную массу оперативной документации обнаружить «по горячим следам» не удалось. Вот и пришлось уже после окончания боевых действий вернуться к их поиску.

Большинство допрошенных лиц такой информацией не располагали, ограничиваясь ссылками на исполненные ими лично приказы, в соответствии с которыми оперативные и архивные материалы должны были быть уничтожены. Каких-либо важных документов о деятельности германских специальных органов обнаружено не было. «Улов» ограничивался частью картотеки на содержавшихся во внутренней тюрьме гестапо арестантов и большим количеством личных дел сотрудников охранной полиции, особой ценности не представлявшим, но к которым для наведения необходимых справок периодически обращались в случае исполнения запросов других органов безопасности.

С немецкой педантичностью и пунктуальностью в таких делах отражались мельчайшие подробности служебной биографии полицейских, подавляющее большинство которых, в рамках ротации кадров, принимало участие в «особых акциях» на Восточном фронте. Под такими акциями подразумевалась борьба с партизанским движением и участие в «окончательном решении еврейского вопроса» в составе различных айнзатцкоманд и айнзатцгрупп полиции безопасности и СД.

Еще одна неудачная попытка поиска оперативной документации гестапо была связана с изучением содержимого сейфов этого учреждения. В подвергшемся разрушению здании полицайпрезидиума, где располагался Главный отдел гестапо в Кёнигсберге, в подвалах и на первом этаже лежали груды провалившихся туда с верхних этажей после пожара сейфов с песчано-бетонной смесью между стенок. Их содержимое относительно хорошо сохранилось, но, за редким исключением, интересные с оперативной точки зрения материалы в них отсутствовали. В нескольких сейфах были обнаружены плетки с измочаленными от долгого использования концами…